Неблагодарная работа
Шрифт:
— Ja. [5]
— Чего? — переспросил барабанщик.
— Я сказал, что мы послы, он уточнил, я подтвердил, — молвил Ларсон. Потом посмотрел на солдата и добавил, — так и будем стоять тут снаружи?
Тот отрицательно замотал головой, и парламентеры вошли внутрь, и тут же оказались в окружении шведов. Ларсон без интереса бросил взгляд на окружавшие его стены, когда-то в своем прошлом он уже был здесь. И вдруг неожиданно в глубине себя ощутил гордость, за то, что им (эстонцам) удалось, все, сохранит здесь в неизменном виде. Затем сосредоточил свое внимание на шведах. Сине-желтые мундиры. Почти все вооружены мушкетами, только один опирается на трость и с интересом рассматривает пришедших. Музыкант скинул барабан и поставил его у своих ног.
5
5 —
— Письмо коменданту Горну, — проговорил он, вытаскивая из-за пазухи пакет. — Переведи.
— Brevet ar avsett for Overste Grona, — перевел Ларсон. [6] Швед с тростью вышел вперед и проговорил:
— Jag ar overste. [7]
Барабанщик протянул бумаги. Тот распечатал и их и стал нервно читать. Расхохотался. Протянул лист своему адъютанту. Затем достал следующий листок. Начал читать.
— Patkul skriver att ryska relatera till honom val. Ryska monarken maste vi ocksa behandla Gummertu. — Проговорил он. — Han tror att Gummert fangenskap. [8]
6
6 — Это письмо предназначено для полковника Горна (швед) 2
7
7 — Я полковник. (швед)
8
8 — Паткуль пишет, что русские относятся к нему хорошо. Русский монарх хочет, чтобы мы также относились Гуммерту, — он считает, что Гуммерт пленный.
Шведы засмеялись. Дверь скрипнула, и на пороге, ведущем в башню, появился русский офицер. Он подошел и встал рядом с комендантом.
— Вы швед? — поинтересовался он, у Ларсона.
— Эстляндец, — ответил тот, вспомнив, как в прошлые века произносилось слово — «эстонец».
— А я лифляндец. И я перешел на сторону шведов, не потому, что предал Петра Алексеевича, а из-за того, что скучаю по родине. И еще мне уже надоела эта война.
Тут Андрес удивился. Он ни как не мог взять в толк, как могла надоесть война, если боевые сражения шли только второй месяц. Опротиветь могла только бессмысленная и беззубая осада крепости. Да еще отсутствие дисциплины, для того чтобы это заметить, Ларсону хватило всего лишь полдня. Действия Яна Гуммерта больше походило на предательство, чем на плен, поэтому он уже спокойно слушал лифляндца.
— Мне достаточно шестисот человек, — продолжал тот, не обращая внимания ни на полковника Горна, ни на русского барабанщика, который мог сообщить все вышестоящему начальству, — чтобы выйти из крепости и захватить в плен Петра…
Дальше он не договорил. Видя, что тот начал говорить что-то запрещенное, возможно связанное с устройством обороны крепости, комендант ударил бывшего второго капитана Бомбардирской роты тростью.
— Dare. — проворчал он. — Du ar fri. Du kan ga tillbaka till Peter. Var inte radd, vi kommer att behandla honom val. [9]
9
9 — Дурак. — Вы свободны. Можете возвращаться к Петру. Не бойтесь, мы к нему будем относиться хорошо. (швед)
— Что, он говорит? — поинтересовался барабанщик.
— Нас отпускают. А к Гуммерту будут относиться хорошо, так же как и мы к их пленным.
Солдаты проводили их до ворот. А когда, парламентеры оказались за пределами крепости, барабанщик облегченно вздохнул:
— А я уж боялся, что мы отсюда живыми не выберемся.
Петр Алексеевич, после того, как распорядился в отношении парламентеров, лично объехал укрепления лагеря. Даже сам заложил один кесель [10] на восемь «по левую сторону города, близ Наровы реки». (Это уж он потом после совещания записал в свой журнал.) Раньше, когда не начались заморозки, и речка не покрылась тонким льдом, по которому ходить опасно, царь на шлюпке плавал к взморью, где осматривал крепость, построенную на случай нападения шведов с моря. Затем направлялся обедать в палатку князя Трубецкого. Там он выслушивал жалобы Алларта, который изо дня в день, с момента обстрела крепости проклинал пушки с «неисправными станками и прочим», а так же мортиры «из которых только камнем можно бросать». Петр ел жареную курочку и только кивал в ответ. Армия, доставшаяся ему от его братьев и сестры Софьи, была не в лучшем состоянии. Два его полка вряд ли смогут выправить ситуацию, сложившуюся сейчас у крепости, а уж тем паче, если подойдет тридцати двух тысячная армия Карла. Плюс еще незадача, с пропавшим Яном Гуммертом, один из лучших командиров. Неожиданно государь прекратил, есть, кинул косточку на блюдо и выругал, отсутствующего сейчас в палатке герцога де Круа, за красный с позументами наряд. Мало того, что может стать отличной мишенью для шведских выстрелов, так еще и в плен угодит, во время очередной вылазки осаждающих.
10
10 — Кесель м. артиллер. немецк. котел, закругленное основание канала камерного орудия. Кесельбатарея ж. мортирная, бомбардирная батарея, которая устраивается, для бомбардирования крепости, в котловине, в яме, прикрытая от прямых выстрелов; котловая батарея. (Даль)
— С меня одного Гуммерта хватит, — вскричал он.
Встал, вышел из палатки и направился к полковнику Чамберсу. В его шатре Петр прилег на походную кровать, посадив возле себя дюка де Круа и Меншикова. Разговаривал с первым долго по-голландски. Сначала отругал все за тот же красный мундир, потом поинтересовался прибыли ли солдаты, направленные в крепость, но ответил Алексашка.
— Мин херц, — проговорил тот, — Золотарь и барабанщик вернулись. В основном разговаривал эстляндец. Мой человек сообщает, что Ян Гуммерт, свободно перемещается по крепости…
— Значит все-таки плен. — Перебил фаворита Петр, — а раз свободно перемещается, отношения с пленным такое же, как и у нас с майором Паткулем, капитаном Андрекасом и золотарем Ларсоном.
— Боюсь, мин херц, Гуммерт не пленный.
— А кто? — не поняв, переспросил монарх.
— Изменник.
— Барабанщик говорит, что тот пытался переманить Ларсона. А еще грозился взять шесть сот солдат и сделать вылазку, что бы пленить тебя.
— Клевещет твой соглядай, клевещет, — вспыхнул Петр, и вновь задергалась щека, как в тот раз, когда он бежал из Преображенского под своды монастыря. В те памятные события, когда его лживая сестренка, обманом натравила на него стрельцов. — Брешешь, и ты мой друг.
— А мне то, с какого лада брехать, — возмутился Алексашка, — мне и моему человеку не веришь, так ты у эстляндца спроси. Ему наговаривать не с руки. Он с Яном не знаком, и из одного котла уху не хлебал.
— Зови сюда золотаря!
Меншиков встал и вышел из палатки. Вернулся минут через пять с Андресом. Не привыкший к холодам (климат существенно изменился за последние триста лет) тот кутался в теплый плащ, подаренный герцогом де Круа.
— Ну, — громко произнес Петр, — садись! В ногах правды нет. А ты Алексашка встань. Постои немного, тебе это полезно. Ларсон опустился на табурет.
— Ну, — вновь молвил царь, — говори.
Андрес сначала хотел спросить «что?», но потом сообразил, что государь интересуется лифляндцем. Он решил, было сначала утаить информацию, но, увидев взгляд Меншикова, сказал:
— Ян Гуммерт переметнулся к шведской армии.
— Переметнулся? — переспросил царь
— Ян Гуммерт — изменник, — сообразив, поправился эстонец.
— А хвалился ли он, что с шестьюстами солдатами пленит меня?
— Так точно Ваше Величество.
И тут Андрес Ларсон заметил, как лицо царя побледнело. Или новость, которую он принес государю, или он сказал что-то не то. Эстонец поразмыслил, и решил, что поступил вроде правильно, но легкий удар в бок, и тихий шепот Меншикова внес объяснения:
— Не называй государя на Вы. Это не культурно. Андрес удивленно посмотрел на фаворита, но тот лишь добавил:
— Потом объясню. Тем временем Петр Алексеевич пришел в чувства.
— Изменник, — проговорил он. — Кто ж знал, кто ж знал. А причины своего поведения он не растолковал?