Небо Атлантиды (Операция «Форс-мажор»)
Шрифт:
Лукашевич со своей стороны на расспросы работников отвечал уклончиво. Полагал, что чем меньше они знают, тем для них же лучше. Выдумал сказочку про российский самолёт, потерпевший здесь катастрофу (а работники фермы видели пронёсшуюся низко «Ганзу» и летавший кругами «Игл», но позвонить в органы никто не догадался), и про российско-американскую бригаду специального назначения, которая пытается оказать помощь терпящим бедствие. Несколько работников тут же высказали желание поучаствовать в спасении людей самолично, но Лукашевич с твёрдостью отверг эти предложения, сказав, что народу-то хватает, а вот с техникой вышла заминка.
Через полчаса они вернулись на капустное поле: Лукашевич – за рулём «рено», а Золотарёв – в комфортной кабине немецкого чуда техники.
Ангеле смотрела, как уродуют её машину, но претензий не высказывала. Она уже переговорила с мадам Олбрайт и удостоверилась, что всё, о чем говорил ей русский пилот по имени Алексей, – правда. Избыточным подтверждением служили три самолёта, застывшие в различных позициях на поле. Всё это было всерьёз, всё это было на самом деле, и самое ужасное – Бачинскайте начинало нравиться это приключение.
Говорят, женщина живёт в ожидании чуда – пусть это будет даже страшное чудо. А такая волевая и сильная женщина, как Ангеле, ждёт чуда вдвойне, но далеко не всякий мужчина способен это чудо создать. Алексей втянул её в скверную историю, но она была уже почти благодарна ему и смотрела на него совсем другими глазами – словно он был пришельцем с Марса, из мира кровавого бога, где идёт вечная война Добра со Злом и где нет места компромиссам.
Впрочем, наметившаяся душевная близость не помешала Бачинскайте выполнить задуманное. Она потребовала у пилотов вернуть ей сумку, выразив при этом желание уединиться в кустиках. Когда Алексей вызвался сопроводить и проследить, чтобы не сбежала, Ангеле заявила, что он не получит никакого удовольствия от сего процесса, поскольку ей надо ни «пипи-кака», а сменить тампон. Памятуя о том, с какой брезгливостью отнеслись к её телу жлобы-охранники алюминиевой фирмы, Бачинскайте полагала, что похожую реакцию известие о месячных должно вызывать у любого здорового мужчины. Здесь она оказалась права. Убедившись, что его не обманывают (для этого Ангеле пришлось порыться в сумке и продемонстрировать пачку «Тампакс»), Алексей не только не пошёл за ней, но и подчёркнуто отвернулся. Можно было сбежать, но, во-первых, сильно болели распухшие от удара колени, а во-вторых, кто же сбежит от чуда, если ждал его всю сознательную жизнь?
Тот факт, что Бачинскайте отсутствовала целых пятнадцать минут, также не вызвал вопросов. Что было ей на руку, поскольку всё это время она занималась тем, что набирала стилом сообщение на смартфоне «Palm i705» – микрокомпьютере с выходом по радиоканалу в Интернет. Он лежал в той же сумке, но, благодаря футляру, выглядел, как заурядная «косметичка». К сожалению, в адресной книге микрокомпьютера не оказалось электронных адресов литовских силовых ведомств, а искать их по просторам глобальной сети было долго и хлопотно, потому Ангеле предпочла отправить сообщение службе охраны собственного аэроклуба, здраво полагая, что те уж изыщут возможность и связаться с правоохранительными органами, и организовать операцию по поиску и спасению.
Она написала так: «MAYDAY, ребята, MAYDAY. Меня взяли в заложники вместе с машиной. Здесь четыре русских офицера и Госсекретарь Мадлен Олбрайт. Мы находимся к северо-западу от Каунаса. Выручайте, но будьте осторожны: эти офицеры вооружены и настроены решительно. Постарайтесь не допустить стрельбы. С надеждой на скорую встречу, ваша Ангеле».
Подумав, Бачинскайте стёрла упоминание о Мадлен Олбрайт, заменив его на «ещё одна заложница»: если сказать всю правду целиком, в неё никто не поверит, сочтут послание дурацкой шуткой. А так можно не сомневаться: сообщение прочтут и помогут.
Наверное, Ангеле переоценила своих сотрудников…
На третьем часу «кризиса» президент и министр обороны покинули центр, полагая, что ситуация находится под контролем. Из высокопоставленных лиц остались только командующий
Более или менее подробная информация начала поступать в центр на четвёртом часу «кризиса». Пехотинцы отыскали место падения одного из российских истребителей и даже катапультируемое кресло К-36ВМ. Однако никаких следов пилота, а хуже всего – никаких фрагментов немецкого самолёта обнаружить не удалось.
Полковник Вайкшнорас понял, что Штаб обороны допустил промашку в определении места падения самолёта, а пост радиолокационного наблюдения и подполковник Адоминас оказались правы. Требовалось вновь поднимать в воздух вертолёты, но начальник Штаба обороны чувствовал, что время упущено.
А тут ещё начальник военной разведки Гинтарас Азубалис сообщил, что к ним уже не в первый раз пытается дозвониться какой-то Джек Риан из Таллинна. Утверждает, что он сотрудник ЦРУ и у него для Штаба обороны есть ценная информация. Сначала этого Риана отправили по инстанциям, но, как оказалось, никто на низовом уровне не смог принять решения по его вопросу, и пришлось самому Азубалису переговорить с настырным американцем.
– Yeso Christo! [47] – воскликнул начальник разведки, выслушав Риана, он повернулся к Вайкшнорасу и сказал дрогнувшим голосом: – Кажется, мы в дерьме по самые уши. Американец говорит, что на сбитом немецком самолёте летела Мадлен Олбрайт!
– Какая Олбрайт? – глупо переспросил полковник.
– Госсекретарь США!
Ситуация вновь вышла из-под контроля, только теперь «литовский кризис» приобрёл мировое значение…
Глава четвёртая
Кольцо и ножик
47
«YesoChristo!» – литовский эквивалент восклицания «Иисусе!»
После бесславного похода авианосной армады к берегам Антарктиды Роберт Фоули впервые задумался, на той ли он стороне. Раньше такой вопрос не мог прийти ему в голову по определению. Да и может ли сомневаться в правильности выбора человек, возглавляющий один из отделов Управления внешней разведки Оперативного Директората ЦРУ? Однако сама операция, в которой Фоули не по своей воле принял участие и которая закончилась большими человеческими жертвами, вызывала слишком много вопросов. Как аналитик, переквалифицировавшийся в оперативники, Роберт понимал, что никакой особой необходимости в проведении этой операции не было. Вся она казалась безумием, бредовой фантазией тех, кто её спланировал. Выбор авианосца и команды был обусловлен не их готовностью отстоять интересы США в регионе, а сумасбродной идеей сотрудников Госдепа, будто бы поход за легендарным Копьём Судьбы должен выглядеть как ритуал, наполненный символами. На этом «ритуальном поле» не было места разумному планированию, Госдеп мало опирался на логику и здравый смысл, отдавая предпочтение мифологии и наркотическим видениям, – неудивительно, что такой подход привёл к разгрому.
А ещё Фоули видел то, чем были украшены стены комнаты, в котором хранилось священное Копьё. Такое не вычеркнешь из памяти, а ко всему это был ещё и знак, указывающий на то, к чему приходят люди, отвергающие простую жизненную мораль в обмен на жестокие теоремы иного, чуждого человеку мира.
…Они спустились в котлован к бункеру сразу после того, как представители Госдепа закончили ритуальную процедуру, должную, по их собственному заверению, обезвредить незримые ловушки, установленные немецкими оккультистами ещё во время Второй мировой войны. Затем по приказу госдеповца Джонсона морские пехотинцы споро разобрали завал из камней. Как и ожидал Фоули, который видел следы чужого присутствия на пустынном берегу Земли Королевы Мод, тяжёлая дверь, ведущая в бункер, была открыта.