Небо и Земля
Шрифт:
Энди Вернер подался в астронавты с голодухи. Никогда он не рвался в космос, тем более – на боевые корабли. Вернеры были потомственными медиками, и Энди с детства твёрдо знал, что станет нейрохирургом, как отец. Это было его призвание: точные приборы, высокие технологии, работа с микронными допусками, когда малейший просчёт означает смерть пациента, и значит, ты не просчитаешься. Отец Энди давал ему тренироваться на муляжах и закрывал глаза на то, что мальчишка сбегает в клинику с уроков. В школе хроническое отсутствие Вернера терпели. Экзамены по большинству
Позже Вернер никогда не вспоминал то время – прекрасные дни, когда жизнь на Земле постепенно налаживалась, появлялось всё больше еды и красивых интересных вещей, а люди были счастливы предчувствием того, что все беды позади и дальше будет ещё лучше. Кошмарная Полночь, до самых основ потрясшая Землю, отступала. На улицах Парижа открывались кафе, заново отстраивался Рим, а в далёкой сытой Америке вообще намечался перманентный рай земной.
В эту самую Америку родители Вернера и собрались в отпуск. Им очень хотелось посмотреть страну, большая часть которой осталась такой, как в легендарные старые времена: зелень, синие реки и даже, говорят, дикие животные. Энди тоже мечтал увидеть какого-нибудь зверя и поездке очень радовался. Вместе с сотней других европейских туристов семья пересекла Ла-Манш, вступив таким образом на американскую территорию, прошла санитарный контроль и погрузилась на лайнер-субмарину, направлявшуюся через Северный полюс в метрополию.
Энди стоял в ходовой рубке и благоговейно наблюдал за работой экипажа, когда лодка на крейсерской скорости протаранила неизвестный объект, а тот взял да взорвался. Пассажирский отсек затопило в несколько секунд, и выйти оттуда никто не успел. Из тех пятнадцати, кто чудом выбрался на поверхность, десять человек умерли от переохлаждения. Остальных подобрали спасатели. Через две недели осунувшийся Энди вышел из больницы на улицу Ванкувера, огляделся и понял, что идти ему некуда.
Разумеется, у него были какие-то деньги и билет домой. Но парижская квартира уже пошла с молотка за неожиданно серьёзные долги отца, а страховка оказалась мизерной. Как большинство европейских семей, Вернеры жили в кредит. По возвращении на родину Энди предстоял визит в инспекцию по делам несовершеннолетних и масса других приятных вещей.
– Подкормить-то мы тебя найдём чем, – сказал ему главврач. – Но насчёт работы – извини. Во-первых, нам своих девать некуда. А во-вторых, тебя всё равно иммиграционный контроль накроет. Честное слово, ехал бы ты на родину.
Пару недель он скитался по городу. Ночами заливался слезами в маленькой комнатке дешёвого пансиона, а днём искал способы выжить. Энди не мог ехать в Париж. От одной мысли, что он теперь один будет ходить по улицам, где всё напоминало счастливые детские прогулки за руку с обожаемыми родителями, ему становилось дурно. А ещё безумно не хотелось в приют.
Потом кончились деньги, потом его вежливо попросили и из пансиона, и с больничной кухни. Никому не нужен во Франции, и тем более никому в Америке. Ему было пятнадцать лет, и он остался совершенно один. Энди вышел на непривычно зелёный бульвар,
– Что, браток, проблемы? – весело спросили его.
– Да пошел ты… – сказал Энди по-русски, не поднимая глаз.
– Какой ты невежливый, земляк! – рассмеялся всё тот же голос. – И нечего реветь. Moskva slezam ne verit.
Энди ошеломлённо уставился на собеседника. Перед ним стоял молодой человек лет двадцати пяти с жёстким мужественным лицом и неожиданно живыми смешливыми глазами. Одет он был в форму военного астронавта с лейтенантскими нашивками.
– Yolkee-palkee! – воскликнул молодой человек, хлопая себя по лбу. – Я же знаю, кто ты! Это ведь ты американскую подлодку утопил! Ну, земляк, везёт тебе! А им, уродам, так и надо!
Энди против воли улыбнулся. Было в этом лейтенанте что-то такое, что заставляло ему верить.
– Так, – сказал лейтенант, усаживаясь рядом и протягивая руку. – Честь имею, навигатор первого класса лейтенант Uspensky Oleg Igorevich. А ты, дружище…
– Andrey Verner, – сказал Энди, одной рукой утирая слёзы, а другой пожимая крепкую ладонь.
– Я читал в новостях, – кивнул лейтенант. – Всё про тебя знаю. Кроме одного: куда ты теперь и как вообще дальше…
– Понятия не имею, – признался Вернер и без приглашения рассказал лейтенанту короткую историю своей жизни. Самым интересным событием в ней было столкновение с экранированной от радарного сигнала военной субмариной, дежурная вахта которой удивительным образом прошляпила гражданский лайнер на встречном курсе.
– Да, – сказал лейтенант, выслушав Энди. – Знаешь, дружище, в чём истинный смысл второго закона термодинамики? Как ни упирайся, а бардака всё больше. И чем сильнее упираешься, тем хуже неразбериха. В космосе, доложу я тебе, всё то же самое. Но бывают такие люди – везучие, которых это не касается. Вот ты, например. Только сел на скамеечку, и тут я пришёл. Главное, как меня сюда занесло, не представляю. Я обычно другим путём хожу, он короче. Ну ладно, Andrey, пойдём.
– Куда? – спросил Энди.
– Тебе пятнадцать, – сказал лейтенант. – Я верю, что, имея соответствующий инструмент, ты можешь распилить мою башку пополам, и я от этого стану только умнее. Но в клинику тебя сейчас даже санитаром не возьмут. Соображаешь?
– А то, – Энди невесело усмехнулся. Уж что-что, а это он уже выяснил.
– Значит, тебе надо перекантоваться несколько лет при халявной кормёжке и жилье, – продолжил лейтенант. – Ничего, что я по-простому, без церемоний? Называю вещи своими именами.
– Да я понимаю…
– В Париже тебе дадут нищенское пособие и загонят в дешёвую школу. Потом ты пойдёшь на завод вправлять мозги роботам, а ночами будешь готовиться в университет. Тебе придётся туго, но ты пробьёшься и получишь стипендию. Ещё пять лет впроголодь с жуткими нагрузками, потому что днём учёба, а ночами работа санитаром. Учиться надо хорошо, чтобы не отняли стипендию, и пахать тоже придётся до седьмого пота, чтобы не выгнали. И это ещё лучший вариант. Это, считай, если тебе по-прежнему будет везти. Но может статься, что ты останешься до конца своих дней на заводе. На гидропонной фабрике какой-нибудь… Как думаешь, это достойное место для тебя?