Небо начинается с земли. Страницы жизни

Водопьянов Михаил Васильевич

Это произошло 15 декабря 1938 года. В этот день в Москве мороз казался особенно безжалостным.

– Наш Чкалов погиб! – горестно, с тоской говорили люди на улицах, в трамваях, в квартирах.

Догорал короткий зимний день, лучи уходящего солнца освещали бесконечный людской поток, колеблющиеся на ветру траурные флаги.

Так и запомнилось.

Люди… люди идут и идут… У них какие-то застывшие лица. Все молчат. Красные с черной каймой флаги кажутся нестерпимо яркими, болью режут глаза…

В почетном карауле у гроба сменялись руководители партии и правительства, командиры Красной Армии, летчики, инженеры, рабочие, писатели, художники. Дети засыпали гроб и постамент живыми цветами.

Похоронили Чкалова в Кремлевской стене.

* * *

Он погиб совсем молодым. Ему было всего тридцать четыре года. Сколько бы он еще мог сделать для родной страны, для горячо любимой авиации, если бы дожил до наших дней!

Советские летчики получили от Чкалова богатое наследство.

Еще при жизни Валерия Павловича чкаловский стиль воздушного боя, умело воспринятый советскими летчиками, получил должную проверку, а в дальнейшем был развит и усовершенствован.

Бойцы и командиры, сражавшиеся у озера Хасан, хорошо помнят такой случай.

Советский истребитель дрался с тремя японскими самолетами над линией фронта. Наш лётчик дерзко и уверенно нападал, стремительно поливая пулеметным огнем вражеские машины. Секунды решали исход боя. И вот вражеский самолет тяжело рухнул вниз, два других поспешно бежали с поля боя.

Советские воины выскочили из окопов и восторженно закричали:

– Ура Чкалову! Ура!

– Это же вовсе не Чкалов сбил врага, а лётчик из нашей части, – возразил один солдат.

– Все равно Чкалов! Ура Чкалову! – дружно повторили его товарищи.

Новаторские идеи Чкалова способствовали развитию советской военно-авиационной мысли, совершенствованию боевой деятельности нашей истребительной авиации. Опыт его фигурных полетов, блестящая техника пилотирования явились ценным вкладом в тактику воздушного боя.

Многие летчики, в том числе и я, были свидетелями того, как однажды на приеме в Кремле Чкалов заявил:

– Мы будем так драться с врагом, как этого еще не видел мир!

В годы Великой Отечественной войны его обещания выполнили тысячи летчиков.

Летать по-чкаловски стремятся все наши летчики. И когда истребители говорят о каком-нибудь своем товарище: «У него чкаловская хватка», нет для летчика более высокой похвалы.

Воспитатель самолетов

В день рождения

Силуэт огромного самолета, плывшего в небе Подмосковья, был необычен: примерно посредине очень длинной серебристой сигары – прямые короткие крылья, в хвостовой части машины четыре двигателя. Ошибиться было нельзя – в голубой июньской высоте показался новый воздушный гигант ИЛ-62.

Все, кто загорал на пляже у озера Бисерово, долгими восхищенными взглядами провожали новый корабль.

– Читал я в газете, что он сто восемьдесят шесть пассажиров берет, – авторитетно пояснил какой-то молодой человек. – Скорость – девятьсот километров в час. Может без посадки лететь до Нью-Йорка… Испытывает его знаменитый Коккинаки…

Услышав это имя, я вспомнил, что не успел еще сделать, пошел к себе на дачу и раскрыл записную книжку-календарь. Там под датой «25 июня 1964 года» было записано: «60-летие Коккинаки. Не заб. позд.»

Выходит, и в день рождения Владимир Константинович пошел в очередной испытательный полет. Время дорого, когда «доводишь» гигант, которого ждут не дождутся на воздушных трассах.

Мы были летчиками-однокашниками, почти сверстниками. Но все пилоты моего поколения уже «отлетались». Пожалуй, дольше всех из нас держал в руках штурвал Герой Советского Союза Илья Павлович Мазурук. Он водил корабли до 57 лет. Мне врачи запретили самостоятельно летать в 55 лет, хорошо что еще разрешают подниматься в воздух в качестве пассажира!

Удивительное профессиональное долголетие у Коккинаки.

В юбилей среди прочих подарков он получил искусно сделанную модель самолета ИЛ-62, который он испытывал в возрасте, когда никто в мире уже не водит самолет.

Для новой модели нашлось подходящее место.

В небольшом кабинете летчика на книжных шкафах, вытянувшихся вдоль стены, стоят модели крылатых машин. Крошечные самолеты выточены из слоновой кости и стали. Это миниатюрные копии машин, «крестным отцом» которых был хозяин кабинета. Моделей много, но книг – куда больше. Плотными рядами они выстроились в книжных шкафах, лежат на письменном столе. В углу комнаты объемистая пачка еще не просмотренных томов, видно только что доставленных из магазина.

Синие томики Сочинений В. И. Ленина соседствуют с зелеными переплетами книг Анатоля Франса, теоретические работы отца русской авиации Н. Е. Жуковского – с фундаментальной историей Древней Греции, записки Бисмарка – с «Жизнью животных» Брэма… Но больше всего в кабинете книг по изобразительному искусству. Здесь альбомы репродукций и монография о мастерах живописи на русском, немецком, английском и итальянском языках…

Летчик – знаток и ценитель живописи. Он давно уже собирает картины русских художников и более охотно беседует об изобразительном искусстве, чем об авиации.

Над его письменным столом висит картина, на которой волны грозного штормового моря подбрасывают маленькую парусную шхуну.

– Люблю Айвазовского, – говорит летчик,-непревзойденный поэт моря, нашего Черного моря… Смотрю на эту картину, и кажется, будто доносится до меня соленый ветер моей юности.

Первый рекорд

Коккинаки родился в Новороссийске, в пыльном и шумном городе, где то бывает нестерпимая липкая жара, когда воздух чуть колышется, то дует свирепый норд-ост, которого побаиваются даже бывалые рыбаки.