Небо в ладонях. Тонк – сорная трава
Шрифт:
Отчет о предыдушем посещении Северной общины ронитов крайне не удовлетворил мое руководство. В письме мне снова пригрозили увольнением. Угрозы я не воспринимал всерьёз. Идите – поищите еще одного сумасшедшего на мое место. Но, признаться, мне и самому не нравились темпы моих исследований. За месяцы я не продвинулся ни на шаг.
В начале зимы мы чрезвычайно мило пообщались с главой Южной общины ронитов. Поиграли с ним в какую-то интеллектуальную игру, смысл которой остался для меня тайной – я перемещал
Меня за чем сюда послали? Выяснить, как нурки достигли мощного скачка в развитии цивилизации. А я? Да, изучал их обычаи, отирался возле всяких там пекарен, фруктовых лавок, вроде как познавал быт. Что дальше? Насчет их прорыва у меня даже догадок не было. Еще нурки эти со своими подозрениями… Глупо, конечно, с нашей стороны, вот так в открытую прилететь к ним – здрасьте, мол, давайте открывайте нам все свои секреты. Маскироваться нужно было, язык этот заранее изучить, внедриться, проникнуть, раствориться. А мы вроде туристов – за мизерную плату хотим получить раритеты и удивляемся, когда нам подсовывают подделку.
С лабораторией, что я попросил, тоже одни проблемы; отвечают – «Ваш запрос не удовлетворен – обоснуйте необходимость получения лаборатории.» Вот ненормальные! Почта тащится по три недели туда и обратно – в лучшем случае. Не могли уже прислать то, что я просил. Не для развлечения прошу. Жди теперь еще месяц, пока им понравятся мои обоснования. А сами всего четыре месяца дали срока. Почему начальство живет всегда в ином измерении?
Однажды я попытался подобраться к тайне нуркского прогресса с другой стороны.
– Эпош, чему учат маленьких нурков?
– Чему нас учат в детстве? Ремеслу учат.
– А читать, писать?
– Вырастешь, сам научишься.
– У кого?
– Есть подготовленные нурки. Придешь к ним – научишься.
– Ничего не понимаю! Вот, врачи у вас есть – я сам к одному ходил. Помнишь – техника у него была всякая, продырявил он меня чем-то. Кто-то делает эту технику, где-то он на врача учился?
– Врачом он стал по согласию общины. Знания ему передал тот, кто занимался врачеванием до него. А инструментам дали жизнь ученые.
– Про ученых ты все твердишь – как и где они учеными становятся?
– Этого никто не знает, иначе все потеряло бы смысл.
– Да какой смысл? – я начинал выходить из себя. – Откуда ты тогда знаешь, что ученые вообще существуют?
– Это все знают, иначе все потеряло бы смысл.
Я обречено махнул рукой. Если Эпош заладил про потерянный смысл, толкового объяснения от него не добьешься.
– Хорошо. Так дети ваши куда сбегаются по утрам?
– Они
– Даже совсем маленькие?
– Раз умеют ходить, значит не маленькие.
– А где они работают?
– Могу показать.
К середине дня немного потеплело, и оттаял большой пласт грязи, потому наш скнот скользил очень резво, иногда подныривая под перешейки и проплывая в болоте часть пути. Любоваться, впрочем, под мутной водой было нечем – мимо нас проносились лишь размытые силуэты каких-то животных.
По дороге я вкратце описал Эпошу ситуацию с угрозой. Поразмыслив немного, помощник посоветовал сменить адрес и выдвинул предположение, что причина может скрываться, да, в мутациях у детей.
– Вот, кстати, посмотришь на них. Ты поймешь – они совсем другие.
– В смысле другого цвета?
– Нет, они другие.
Мне показалось, последнюю фразу он произнес с оттенком горечи. Эпош сообщил, что я смогу пообщаться с цветными детьми. Допустим, дело все-таки во мне, но, значит, детям этим от силы полгода. Конечно, дети нурков развиваются быстрее землян, но не в полгода же они идут работать…
Рука уже почти не болела, только саднила тыльная сторона ладони и сильно кружилась голова.
Сначала, все шло неплохо. Мы подъехали к круглому, выпучивающемуся из наоль дому, вокруг которого дети разного возраста сосредоточенно что-то собирали под присмотром взрослого ронита. Периодически то один, то другой подбегали к нему и показывали находки. Нурк рассматривал их весьма придирчиво. Некоторые отбрасывал в сторону, иные помещал в объемистый короб за спиной. Никто не обратил на нас никакого внимания. Мы приблизились. По традиции молча.
– Лигатаум! – ронит использовал более торжественную форму, нежели дружеское «лигани». – Что землянин хочет от невзрослых нурков?
– Он хотел бы посмотреть, чем заняты дети.
Ронит, ничего не ответив, подождал, когда к нему подбежит ребенок, и протянул мне найденное. Это были цветы с твердыми, как металл, черными листьями, на короткой острой, как игла, ножке, и янтарной каплей-сердцевиной.
– Цветы… – восхитился я. – Да какие красивые!
– Цветы! – довольно ухмыльнулся Эпош. – Красивые. Ты считаешь, у нас тут одна грязь?
Мне почудился в его голосе какой-то сердитый тон, но Эпош улыбался.
– Для чего вам нужны эти цветы?
Ронит слегка нахмурился, повертел цветок и резко ткнул его ножкой в кожу руки – из малюсенькой ранки на наоль струйкой побежала густая темная кровь. В ответ на мой изумленный взгляд ронит внимательно посмотрел сперва на Эпоша, потом на меня.
– Все нурки выпускают на волю кровь. Это нужно Наоль, – сообщил ронит.