Небо за стёклами (сборник)
Шрифт:
— На уро-ве-нь но-вых задач, — торопясь и от этого спотыкаясь больше обычного, прочла Тоня.
— Это неинтересное, — сказала она.
Аня засмеялась:
— Верю, что ты хорошо читаешь.
Вдруг она вспомнила, что сегодня кое-чего не успела купить. Она спросила Тоню, не боится ли та посидеть одна. Но Тоня и не думала бояться. Тогда Анна Андреевна быстро накинула пальто, взяла сумку. Потом сказала:
— Ты ведь знаешь, где у нас что, если будет надо?
— Знаю, — кивнула Тоня.
Она осталась одна. Читать про Чиполлино надоело, В квартире снова все стихло. Тоня взяла куклу Люсю и стала устраивать ей комнату.
— Ничего не бойся. Это наш дом, твой дом, — сказала она, — а я теперь твоя мама. Ты нашлась.
Откуда-то из коридора послышалось негромкое "чик, чик, чик…". Потом один раз — "чик!". И вдруг быстробыстро — "чики, чики, чики, чики…". Словно чирикали маленькие птички. Почирикают, подумают и опять свое — "чик, чик, чик".
Тоня оставила Люсю и вышла в коридор. Там было темно. Из-под двери наискосок пробивался слабый свет. Чикало за дверью. Тоне так хотелось узнать, кто это там чикает… Нащупав в темноте ручку двери, она тихонько приоткрыла ее и заглянула в комнату. За столом сидел лысый в клетчатой рубашке человек и что-то выстукивал на маленькой машинке. Оказалось, чикала машинка.
Дверь скрипнула, и лысый повернул голову.
Делать было нечего, и Тоня вошла в комнату.
— Что вы делаете? — спросила она.
Лысый, видно, не сразу понял:
— Я печатаю.
— А что?
— Печатаю стихотворение.
— Какое?
Он немного подумал.
— Это стихи про тунеядцев.
— Про кого?
— Про плохих людей.
— А зачем про плохих стихи писать? Чтобы они стали хорошими?
— Называется сатира, — пояснил лысый. — А ты откуда?
— Я Тоня. Так меня зовут, а правильно Жульетта. Я буду тут жить. Это теперь мой дом. Я нашлась.
— Значит, ты и есть та самая девочка… — Он не договорил. — Закрой, пожалуйста, дверь.
Тоня затворила за собой дверь и приблизилась к лысому. Ей очень хотелось посмотреть машинку, на которой печатают стихи.
— А вас как зовут?
— Меня — Олег Оскарович.
— Вы можете еще постучать?
Кукс посмотрел на бумагу, которая лежала рядом с машинкой, и несколько раз ударил по клавишам одним пальцем. Машинка весело зачикала.
— Так печатают книжки? — спросила Тоня.
— Книги печатают на больших машинах в типографии.
— Хм, — пожала плечами Тоня, — а я думала, у вас птички.
Кукс задумался.
— Птички! Это хорошо, — сказал он про себя и что-то записал в маленькую книжечку.
— Я пойду, — вздохнула Тоня.
Он поднялся из-за стола и, выпустив Тоню, зачем-то запер за нею двери на ключ.
В коридоре над столиком, где стоял телефон, горела лампочка. Наверное, кто-то забыл ее погасить. Тоня подошла к телефону и, не снимая трубки, покрутила колесико. Вдруг телефон весь задрожал и зазвонил. Тоня вздрогнула и отскочила. Открылась дверь напротив, и оттуда вышел толстенький человек в очках. Он подошел к телефону и в свою очередь удивился, увидев Тоню.
Толстенький поднял трубку и сказал:
— Да, Наливайко!
Тоня не поняла, кому он это сказал. А Евгений Павлович, поговорив еще немного и обещав завтра где-то обязательно быть, положил трубку. Телефон динькнул и умолк.
— Ты кто такая, девочка? Как тебя зовут? — спросил он так, как спрашивают маленьких детей. При этом Наливайко снял очки и внимательно осмотрел Тоню.
— Я Жульетта, — сказала она.
— Жульетта!.. Скажи пожалуйста!..
— Ну тогда — Тоня.
— Вот как! Понятно. Ты оттуда… Там твои папа и мама?
Тоня кивнула.
— Знаешь что?.. Зайдем-ка к нам, — он отворил двери и пропустил ее в комнату. Тут было очень красиво. Над диваном с подушками горела лампа из трех разноцветных колпачков на тоненькой золотой ножке. И еще длинной светящейся трубочкой голубела лампа над столом, где лежали книги. На стенах зачем-то висели тарелки, а в шкафу за стеклом были расставлены всякие блестящие жирафчики и собачки, деревянные пузанчики и матрешки.
— Олюшка! — окликнул кого-то толстячок. — Посмотри-ка, к нам пришли познакомиться!
Из соседней комнаты вышла высокая женщина в черном с цветами халате. Яркие желтые ромашки величиной с Тонину голову будто рассыпались по нему от плечей до полу, где халат кончался.
— Это Тоня-Жульетта, Олюша.
— А-а! Очень рада… Хочешь, девочка, печенья?
Ольга Эрастовна подошла к шкафу, отодвинула в сторону большое стекло и вынула вазочку с печеньем. Потом протянула ее Тоне. Печенье было обсыпано сахаром и искрилось, как снег.
— Я не хочу, — сказала Тоня.
— Бери, бери, детка.
— Не стесняйся, — настаивал толстяк, — мы свои, соседи.
Тоня вздохнула и взяла одно печенье. Но есть его не стала, а держала в руке. Она опять огляделась и спросила:
— А у вас есть дети?
— Нет, — помотал головой Евгений Павлович.
— А чьи это игрушки?
— Это?.. А-а… — Он рассмеялся. — Это игрушки Ольги Эрастовны. Она их собирает.
— А зачем?
— Для красоты, деточка, чтобы в комнате было красиво, — пояснила Ольга Эрастовна.
Больше говорить было не о чем. Вазочку с сахарным печеньем поставили назад за стекло.
— А печенье тоже для красоты? — спросила Тоня.
— Нет, печенье, чтобы есть, к чаю.
— Очень милая девочка, — сказала Ольга Эрастовна и пошла, шурша шелковым халатом.
— До свидания, — сказала Тоня.
— До ближайшего свидания, — кивнул ей толстенький.
Тоня дошла до двери и вдруг спросила:
— А кому вы велели по телефону: "Наливай-ка"?
Толстенький весело рассмеялся:
— Это я никому не велел. Это у меня такая фамилия — Наливайко. Евгений Павлович Наливайко. Смешная, да?