Небрежный купидон

Гарднер Эрл Стенли

– Ох, я думаю, что смогу, – ответила она устало. – Но мистер Мейсон, что все это значит? Чего мы добиваемся?

– Я не совсем вас понимаю.

– Стоит ли затевать какие-то игры с полицией? – спросила она. – Моя жизнь все равно разбита. Пускай меня арестуют, а дальше будь что будет, мне все равно.

– Почему вы говорите о разбитой жизни? – спросил Мейсон.

– Ну, – сказала она, – я...

– Продолжайте, – сказал Мейсон, увидев, что она колеблется.

– Ну, разбита жизнь, вот и все.

– Вы сами сделали все, чтобы ее разбить, – сказал Мейсон. – Вы отправились

для переговоров к Джорджу Финдли. Тот сказал, будто ему известно нечто, способное вас погубить. Его ценой за молчание было ваше исчезновение. Нам всем известны мотивы, которыми руководствуется Финдли. Он намерен жениться на Милдред Арлингтон. После смерти ее дяди Финдли собирался бросить работу, путешествовать по свету, прожигать деньги, унаследованные женой. Внезапно на сцене появляетесь вы, Дилейн Арлингтон все больше увлекается вами. Это было очевидно для постороннего наблюдателя, ну, а для людей, вроде Финдли, интересам которого стала грозить опасность, случившееся было ясно еще до того, как в нем разобрались вы сами и Дилейн Арлингтон. И тогда Финдли взялся за дело, скорее всего с согласия Милдред Арлингтон. Он продумал целый план, чтобы помешать естественному ходу событий. Мне не известны шаги, предпринятые им, последним звеном был по-любительски наивный спектакль, когда вам велели исчезнуть и больше никогда не встречаться с дядюшкой Милдред, за что они не испортят вам остальную жизнь. И вы попались на удочку, не дав себе труда задуматься, чем это грозит.

– Что значит, не дав себе труда задуматься? – возмутилась она. – Мне нечего терять, а выигрыш огромный.

– Как это нечего терять?

– Вы не понимаете? При сложившихся обстоятельствах я все равно никогда не смогу увидеться с Дилейном Арлингтоном, никогда не допущу, чтобы его намерения осуществились. Никогда не позволю ему сделать мне предложение и ни за что не соглашусь выйти за него замуж.

– Почему?

– Прежде всего, это вопрос гордости. Но к тому времени, когда они перестанут наговаривать ему обо мне невесть что, он и сам раздумает просить моей руки, а если бы и попросил, а я согласилась, прошло бы совсем немного времени и хор ненависти, клеветы, наговоров и злобных сплетен отравил бы ему существование настолько, что он просто не выдержал бы...

– Я до сих пор не верил, – сказал Мейсон, – понимаете ли вы на самом деле, что теряете. Именно поэтому вы наделали столько глупостей. Не обижайтесь, но это так. В ту самую минуту, когда вы вылетели из Лос-Анджелеса, Джордж Финдли сообщил полиции, скорее всего, анонимно по телефону, что опасаясь уличения в убийстве мужа, вы решили бежать. И если бы я не был начеку, вы прямиком бы угодили в ловушку, в лос-анджелесскую полицию. И сейчас находились бы за решеткой по обвинению в убийстве. К вашему сведению, лейтенант Трэгг был здесь именно с этой целью. И только статья в утренней газете спутала ему карты, у него оказались связанными руки.

– Я вам за это глубоко признательна, мистер Мейсон, – сказала она.

– Должны быть признательны, – кивнул Мейсон.

– Но что можно сделать теперь? – спросила она. – Ведь все пути к спасению отрезаны.

Мейсон повернулся к Делле Стрит.

– Займись расписанием полетов самолетов,

Делла.

Делла Стрит направилась к телефону.

– Мы вернемся в Лос-Анджелес, как только раздобудем билеты, – сказал Мейсон.

– Меня будут расспрашивать журналисты, когда мы возвратимся?

– Скорее всего, – ответил Мейсон.

– Что мне отвечать?

– Просто улыбаться, – сказал Мейсон, – и отсылать ко мне. Фактически, начиная с этой минуты, ничего никому не говорите, если только я не предложу вам это сделать.

– Мне безразлично, что случится со мной в личном плане, – сказала она. – Я и не представляла, как сильно полюбила Дилейна Арлингтона, пока... пока не потеряла его навсегда.

– Не думайте об этом, – приказал Мейсон. – Еще ничего не случилось. Жизнь так устроена, что человек зачастую попадает в такое положение, где лучшей защитой является контрнаступление. Мы перейдем в контрнаступление.

– Как? – спросила она.

– Предоставьте это мне, – произнес Мейсон. – Только сначала скажите, имеете ли вы какое-то отношение к смерти своего мужа? Мне необходимо знать правду.

– Я уже говорила вам, мистер Мейсон. Я не имею никакого отношения к его смерти.

– Слушайте меня внимательно, – сказал Мейсон. – Если вы говорите правду, я думаю, нам удастся обставить полицию и помочь вам в личном плане. Но если вы лжете, тогда лучше все оставить так, как есть.

– Я не лгу.

– Посмотрите мне в глаза! – велел Мейсон.

Она выполнила приказ.

– Если вы лжете и в действительности виновны, то задуманное мной будет равносильно самоубийству.

– Я невиновна.

– Вы уполномочиваете меня действовать дальше, основываясь на этом предположении?

– Да.

– До конца?

– До самого конца.

– Через час вылетает самолет, – сообщила от телефона Делла Стрит. Мы успеем на него, если поспешим.

– Мы поспешим, – ответил Мейсон. – Слава Богу, нам не надо упаковывать багаж!

– Господи, такие слова можно услышать только от мужчины, прокомментировала Делла Стрит. – Они не в состоянии понять, что значит для женщины лететь на самолете на большое расстояние, не имея при себе никакой косметики, кроме пудреницы!

– Я сейчас иду вниз расплатиться и вызову такси. Собирайтесь.

– Лейтенант Трэгг не может оказаться с нами в одном самолете? спросила Делла Стрит.

– Пожалуй, нет, – сказал Мейсон. – Он не спал всю ночь, нуждается в отдыхе, ну и потом, ему захочется побродить в Эль-Пасо перед возвращением. Для полицейских навещать коллег – любимое дело... Ладно, я пошел.

Адвокат рассчитался за три номера, вызвал такси и стал ждать, когда Делла Стрит и Сельма Ансон спустятся в холл.

Они прибыли в аэропорт раньше времени. Без спешки поднялись по трапу в огромный реактивный лайнер, который взмыл под облака и понес их над долиной Рио-Гранде, над просторами пустыни, над плодородной аризонской долиной Солт-Ривер, после которой снова началась пустыня. Потом самолет стал терять высоту, пассажиры могли любоваться долиной Коачелла, где финиковые пальмы образовывали зеленые пятна, и вот уже внизу замелькала мозаика густонаселенных предместий Лос-Анджелеса.