Нечаянный поцелуй
Шрифт:
Во главе своего отряда он тронулся в путь. Едва всадники выехали во двор, как ворота открылись. Вскоре они скакали в сторону гавани, уносясь все дальше и дальше от замка Ганлингорн.
– Береги себя, – прошептала Дженова, – мой дорогой, любимый.
Рассвело. Генрих скакал что было мочи, низко пригнув голову. Ветер бил ему в лицо. Он знал, что очень скоро этот же ветер наполнит паруса корабля, который унесет Жан-Поля на другие берега и сделает недосягаемым для него.
Как мог он сбежать из-под стражи? Похоже, Жан-Поль обладал волшебной способностью уходить от правосудия.
Эта
Генрих рассказал Дженове о себе самое худшее, и она не отвергла его. Продолжала считать отважным и сильным. Дженова простила его. Хотя сам он себя не простил. Но ее великодушие помогло ему встать на путь исцеления.
– Милорд! Вон он!
Они стояли на вершине утеса, откуда открывался вид на гавань. Торговое судно с неуклюжими формами все еще было пришвартовано к причалу. Капитан и команда готовились к отплытию, но им мешало одно обстоятельство.
Жеребец.
Конь Жан-Поля отказывался подниматься на палубу по узкому трапу, переброшенному с пристани на судно. Один человек тянул животное за узду, в то время как другой пытался сдвинуть его с места сзади. Сам Жан-Поль сновал взад и вперед, стараясь заставить упрямца взойти на борт.
Потеряв терпение, жеребец лягнул человека сзади, и тот с криком повалился на землю. Испуганное животное встало на дыбы. Жан-Поль в развевающейся на ветру черной сутане бросился его утихомиривать.
Ощущая под собой могучее тело Агнца, Генрих ринулся по тропе вниз. Несясь на опасно большой скорости, они перескакивали через камни, рытвины и папоротник. Достигнув песчаных дюн, Генрих увидел, что лошадь стоит на пристани, а Жан-Поль и капитан сошлись в горячем споре. Генрих устремился вперед.
На корабле его заметили. Он видел обращенные в его сторону лица моряков, прервавших работу. Кто-то с криком указал рукой в его сторону. Священник повернулся и замер в черном, плотно облегающем плаще и матерчатой маске вместо лица. Но его ступор продолжался недолго. В мгновение ока он вставил ногу в стремя и вскочил на спину коня.
– Стой! – крикнул Генрих.
Оставаясь на месте, жеребец нервно загарцевал под седоком, но Генрих был не так глуп, чтобы поверить, что священник не попытается удрать.
– Анри собственной персоной, – усмехнулся Жан-Поль. – Наша встреча здесь, когда история приближается к завершению, вполне закономерна. Ты узнал, что Болдессар меня освободил? Он собирался убить меня. Как ты думаешь, почему?
– Сури? Это ведь ты, правда? Я знаю, что это ты.
Священник склонил голову.
– Ты ничего не знаешь. – Его голос прозвучал резко. – Ты ничего не понимаешь, Анри!
– Я расправился с твоим отцом, и ты возненавидел меня за это. Но я искал тебя, Сури, даже после того, как ты подверг девочку мучениям, я искал тебя. Но я не нашел тебя в твоей комнате.
Генри был уже близко. Он видел, как затряслись плечи. Сури. Черт бы его побрал! Что здесь смешного?
– Меня не было там, – сказал он удивительно чистым голосом, несмотря на ветер и маску. – Я был с ней. С девочкой. Она находилась при смерти, но я хотел удостовериться. Хотел посмотреть, смогу ли исторгнуть из нее крик в последний раз. Я был с ней, когда ты убивал моего отца и поджигал мой дом.
Генрих похолодел. В этот момент он понял, что Дженова права. Он не такой, как Сури, и
Но это было не так.
Пока он смотрел на Сури, не в состоянии ответить, священник сорвал с головы капюшон. В ярком утреннем свете его шрамы выглядели особенно четко и страшно. Много страшнее, чем представлял Генрих. Навечно исказив то, что когда-то называлось лицом. Это был Сури и в то же время не он. Тогда священник повернул голову, показав вторую половина лица, сохранившую свои первозданные черты.
Генрих узнал его. С тошнотворной волной узнавания он увидел перед собой мальчика, которого ненавидел и боялся, но который в те жуткие месяцы его пребывания в Шато-де-Нюи был его другом.
– Я обгорел, – сказал Сури. – Я думал, что умру. Я лежал среди руин и думал, что ты бросил меня умирать. Я знал, что ты ушел. Анри, карающий ангел! Только ты мог сжечь Шато-де-Нюи.
– Ты должен был умереть.
Генрих не чувствовал жалости к Сури, во всяком случае теперь.
Сури крепкой рукой держал жеребца. Корабельная команда закончила подготовку к отплытию, и судно собиралось сниматься с якоря.
– Эй, священник! – Капитан подошел ближе, с опаской косясь на лошадь. – Нам пора отчаливать. Если не раздумали плыть с нами, немедленно поднимайтесь на борт. Я возьму вас, но животина должна остаться. Она ранила одного из моих людей.
Сури метнул в капитана мрачный взгляд:
– Я не оставлю коня. Он мой друг.
Капитан равнодушно пожал плечами и, отвернувшись, дал команду отдавать швартовы.
– Сури… – Генрих сделал еще одну попытку.
Сури повернулся к нему, и его обезображенный рот исказился.
– Я бы умер! Я бы умер! А знаешь, как я спасся? О, ты будешь смеяться, Анри, когда я тебе расскажу. Пришли деревенские жители, эти бедные создания, которых мы столько лет травили. Они пришли на пепелище Шато-де-Нюи, преодолевая страх и отвращение, чтобы убедиться, что нет живых. И нашли меня. Я слишком сильно обгорел, чтобы они могли меня узнать. Да и вряд ли им было известно, как я выглядел. Найдя мальчика, они приняли меня за тебя, Анри! Своего друга, который пытался им помогать и даже спасал кое-кого из них от моего отца и его своры. Я не стал их разубеждать. Я посчитал это благоразумным. Они отнесли меня в деревню и выходили. Сказали, что это Господь спас меня, потому что я святой. Они отправили меня в монастырь, чтобы я стал священником, потому что считали меня святым. – Сури хохотал до слез. – Теперь ты понимаешь, почему мне смешно, мой друг?
Генрих покачал головой, чувствуя еще большее отвращение.
– Тебе следовало воспользоваться случаем, Сури, чтобы изменить жизнь к лучшему. Как сделал я. Но ты потратил ее на ненависть и злобу.
– Не потратил. Я получил удовольствие от нашей встречи после стольких лет, Анри.
– Ты должен вернуться со мной в Ганлингорн, Сури. Настало время заплатить за свои преступления.
Сури улыбнулся. Ветер трепал полы его черного плаща. Зловещая фигура. Печальная фигура. Они смотрели друг на друга в молчании, и вдруг Сури запустил в небо свой капюшон. Подхваченный ветром, он темной птицей пролетел над головой Генриха.