Нечистая сила
Шрифт:
– Я держу в провинции большое свиноматочное хозяйство. Отсюда и те денежки, что я предлагал Комиссарову…
Белецкий, будь он на месте Хвостова, наверное, тоже пытался бы придавить Гришку в кривом переулке. Но сейчас все силы мрачной, уязвленной честолюбием души Степан направлял исключительно на то, чтобы спихнуть Хвостова и самому занять его кресло. А в такой ситуации Распутин, несомненно, был ему очень нужен, – товарищ министра оберегал Распутина от покушений министра!
Хвостов, кажется, так и не раскусил до конца, какая обильная власть была вручена ему – он скользил по
– Подготовьте мне схему ликвидации Распутина…
Белецкий, затягивая время, накидал ему на стол сразу несколько вариантов убийства – один другого романтичнее.
– Но мы же не в карты играем – давайте яд! Вы же знаете, что я хочу спасти Россию от этого грязного мужика… Надо делать это скорее, пока сидим на чердаке, а пожар бушует еще в подвалах!
Тут надо остановиться, читатель. Не Россию хотел он спасать от Распутина, а в первую очередь спасал сам себя от распутинщины. Хвостов сознавал: пока Гришка стоит у кормила власти, он, Хвостов, будет напрасно цепляться за штурвал управления страной – штурвал выбьют из его рук… Белецкий, утомленный, сказал:
– Вы не верите мне? Хорошо, я вам докажу… У меня в Саратове есть знакомый провизор. Через него я достану сильный яд. Гришку мы отравим, насыпав яду в бутылки с его любимой мадерой.
Хвостов проявлял страшное нетерпение (и это закономерно, ибо Штюрмер ползал уже где-то по верхушкам власти, удобряя их):
– Но почему в Саратов, черт побери! Неужели мы, всемогущие чиновники эм-вэ-дэ, не можем достать циана в столице?
– Нельзя здесь! Вызовет подозрения…
Вскоре он доложил, что яд прибыл. Хвостов спросил:
– А как вы мыслите забабахать его в бутылки?
– Распутин получает мадеру от евреев, с которыми снюхался. Я решил отравить мадеру от Митьки Рубинштейна… Заодно уж я испорчу биографию этому банкиру, которого терпеть не могу!
– Я тоже. Работайте, – воодушевил его министр.
Но через день Белецкий сказал:
– Нельзя травить мадеру от Митьки! Распутин, получив ящик с вином, наверняка позвонит Митьке по телефону, чтобы поблагодарить за подношение. А тот скажет: «Какая мадера? Я не посылал…» – и наш отличный план сразу же рухнет.
– Так что вы предлагаете? Пусть Гришка живет?
– Я сам, – отвечал Белецкий, – подсыплю ему яду…
Далее он живописал, что на кухне МВД давно крутится приблудный кот-бродяга, и он сегодня дал коту яд,
– Вот и Гришка… завертится, как этот кот.
Белецкий позже показал: «Свидания наши с Распутиным на конспиративной квартире продолжались, но А. Н. Хвостов начал часто уходить в соседнюю комнату под видом отдыха, прося меня говорить с Распутиным по поводу его кандидатуры на пост председателя Совета (министров), с сохранением портфеля МВД, и в целях проверки меня настолько подозрительно громко храпел, что Распутин заметил притворство А. Н. Хвостова, и мне на это он указал…» Волк волку – не товарищ, но волки всегда живут среди волков!
В канун покушения Белецкий спрашивал Хвостова:
– Может, подождем с отравлением Гришки? Пусть он сначала проведет вас в премьеры, а тогда уж мы его закопаем поглубже.
Хвостов отвечал страстно:
– Сначала труп, а потом премьерство!
Белецкий сам принес мадеру на Гороховую. «Сегодня угощаю я», – сказал он Распутину; здесь уже сидел Побирушка, участвуя в общем разговоре. Хвостов был бы очень доволен, если бы увидел, как его «товарищ» налил Распутину полную рюмку отравленного вина. Но Хвостов был бы немало удивлен, когда Белецкий того же самого винца налил и… Побирушке. Наконец, Хвостов на стенку бы полез, если бы увидел, что Белецкий плеснул вина с ядом и… себе!
– Ваше здоровье, господа, – сказал Степан.
Дружно выпили. Распутин оживился:
– А мадера – первый сорт. Где взял?
Побирушка при этом прочел Гришке лекцию на тему, как делают мадеру на острове Мадера, после чего «отравились» вторично.
– Ну, мне надо идти, – заторопился Белецкий.
– Да посиди, – уговаривал Распутин.
– Некогда. И жена жалуется, что дома не бываю…
В прихожей, где стояли миски для кормления распутинских кошек, Белецкий насыпал в молоко порошок белого цвета (кажется, это был фенацетин). Побирушка вскоре тоже покинул Распутина, который в одиночестве употребил шесть бутылок мадеры, отравленной, по мнению Хвостова, цианистым калием.
Кончилось все это ужасно – вбежала Нюрка.
– Дядь Гриша, гляди-кось, кошки у нас не ворочаются.
– Как не ворочаются? Кис-кис-кис, – позвал он.
– Полакали молочка и легли себе…
Распутин с матюгами брал дохлых кошек за хвосты, рядком укладывал их на диване – черных, белых, рыжих и серых.
– Мои любимые кисаньки. Отыгрались вы, роди-ма-аи…
О кошачьей погибели он оповестил Сухомлинову.
– А кто у тебя был сегодня? – спросила она.
– Да все порядочные люди! Белецкий – так не станет же он травить моих кисок, на што ему? Ну, и Побирушка был.
– Вот он и отравил, – сказала Сухомлинова.
– Да какая ему выгода с дохлых кошек?
– Ах, Григорий, как ты не понимаешь! Этот негодяй принес яд, чтобы подсыпать тебе. Но присутствие Белецкого помешало ему свершить гнусное злодейство, и тогда он решил отравить кошек, зная, какую глубокую сердечную рану это тебе нанесет…
Логично! Распутин с плачем звонил Вырубовой.
– Побирушка, гад, кисок сгубил. Ну, держись…
Ночью Побирушка был арестован… Белецким!
– По указу ея императорского величества, – объявил он, – вы, князь Андронников, ссылаетесь из Петрограда в Рязань.