Нечисти
Шрифт:
Часть 1
У отца было три сына: первый Адам, а третий Антихрист
Лехе было восемнадцать лет и три месяца. Заканчивался июнь 2000 года, а вместе с ним сессия. Только что он сдал последний экзамен, получил четверку по философии и в другое время был бы счастлив ею по уши, но сегодня и четверка не помогла: не в духе он чего-то, с самого утра. Теперь Лёха совершенно обоснованно считался студентом второго курса факультета социологии одного из университетов Санкт-Петербурга. Большого Университета, как любили подчеркивать те, кто там учился
Идти было недалеко, до Малого проспекта (бывший проспект Щорса); Леха пешком проделывал весь путь, из двери в дверь, за полчаса прогулочного шага: сначала по набережной Макарова, потом через Тучков мост, потом по Ждановской набережной… Не доходя полутора сотен метров до Тучкова, решил Леха освежиться шестьюстами граммами пепси, для этого достаточно было спуститься по гранитным ступенькам к Неве: там, внизу, у самой воды, расположились предприимчивые торговцы – и у них как раз пепси в требуемом формате!.. но также и пиво, и сигареты, и фисташки, и жвачка… Леха сбежал по ступенькам к стойке, заплатил тринадцать рублей, взял бутылку и стакан и остановился в раздумье: все три столика заняты, а хотелось именно в пластмассовом кресле, с видом на Неву.
– Леша! Алексей!.. – Немолодой незнакомец за столиком заулыбался и энергично начал загребать левой рукой в сторону Лехи – приглашать его к себе, на свободный стул. При этом незнакомец назвал Лехину фамилию, и сомнения отпали: незнакомец обрадовался именно ему и соответственно его же и пригласил.
– Здравствуйте, – ответил Леха, подсев к столу. – А откуда вы меня знаете? Я так вас припомнить не могу, вы уж извините ради бога, у меня вообще память на лица…
– Ради кого? А, это… Извиняю. Я тебя маленьким видел, и ты очень похож на маму, а значок у тебя наш, факультетский. Вот я тебя и признал. А зовут меня дядя Саша Честнов. На сколько сдал?
– Четыре шара, мне нормально.
Леха скосил взгляд на рубашку: точно стилизованная буква пси, старинная, серебряная, еле-еле у мамы выпросил… О чем дальше говорить с неведомым дядей Сашей – он не представлял. Был этот дядя Саша – что называется, крепыш: среднего роста, широкая грудь без живота, джинсы в обтяжку, длинные волосы до плеч, светлые, с седыми прядями. Глаза навыкате – пожалуй, были странноваты, словно бы прятали в себе легкое безумие, если, конечно, безумие может быть легким… Леха слеггонца надавил… Ноль отклика. Странно…
– Завидую! Ты в такой поре жизни, что никто не зовет тебя дяденькой, даже в шутку. Зато для тебя все взрослые – дядя Саша, дядя Степа, милиционер такой был, впрочем, ты его уже не застал… Дядя Петя…
– Почему это? Я дядю Степу знаю, мне мама стихи про него… К-какой дядя Петя, вы о чем?
– Да я совершенно случайно, стороной, узнал про дядю Петю, да случайно и тебя увидел. Дядя Петя из деревни Черной кем тебе доводится?
– Так, седьмая вода на киселе по маминой линии.
– Заболел он и видеть тебя желает. Срочно.
– А…
– Бэ, дружок. Вот тебе конверт для мамы, я ей обещал, это мой старинный должок перед нею. Вернешься – встретимся, поговорим, обсудим. Торопись, а то опоздаешь. Маме Лене – привет.
Леха встал, принял конверт, потряс пустой бутылкой (когда и выпить успел!..), поставил ее обратно на стол и пошел. Пошел, пошел… Да что за морок на него накатил! Он ведь даже ментально прощупать не успел… и не смог… этого странного дяденьку-хиппаря! Леха обернулся, но отошел уже достаточно далеко, за гранитом не видать, что он там делает, этот дядя Саша, если он не ушел еще…
– Лешенька, здравствуй, сыночка, ну как успехи?
– Нормально, четверка. Степуха – будет.
– Ну и ладно. Мой руки, обед почти что на столе, я накладываю, да и сама поем, что-то проголодалась…
– Угу. – Леха воровато поболтал пальцами под струей холодной воды, потом все же намылил основательно, протер и лицо. Пахло привычно, радостно, и жрать хотелось невтерпеж, и дрянь от сердца отступила.
– Ма, а кто такой дядя Саша Честнов? Странный такой мужичок, он тебе конверт прислал, меня попросил передать… Мама! Ма… Что с тобой!?..
Лехина мама где была, там и брякнулась попой на стул, и только пряди ее пышных волос взвились и повисли над мертвенно-бледным лицом, словно бы взбитые остановившимся ветром.
– Мама, да мама же! Что с тобой, что случилось?
– Где… конверт…
– Да вот же он, ты же его в руке держишь! Дай, дай я его открою… Ты хорошо себя чувствуешь? Мам, в чем дело?
Волосы опустились на плечи, взгляд стал осмысленным, только плечи женщины сгорбились да часто-часто закапали слезы на фартук.
– Все в порядке, Лешуня, не трожь, я сама… – Женщина хищно полоснула край конверта краем указательного пальца, сунула щепоть в разрез, одну за другой извлекла две бумажки: железнодорожный билет и крохотный лоскуток бумаги. Леха сконцентрировался – откуда только прыть взялась – и встроился в материнский взгляд: на бумажке единственное слово «Пора».
– Что это, мама?
– Это билет на твое имя, в Псковскую область, деревня Черная. Сегодня поедешь. Сейчас я тебе вещи соберу.
– Какие еще вещи и почему это я должен туда ехать? Мам, и вообще – что за чертовщина происходит? Ты мне можешь объяснить человеческим языком?
– Сейчас, сейчас, Лешенька, я… чтоб не забыть… Кладу костюм, вот этот, черный, брюки и пиджак на месте погладишь… Вот голова кругом, ничего не соображаю…
– Сядь, не суетись, мам… Сядь, ты обещала объяснить. – Леха привычным усилием потянулся к материнским эмоциям, чтобы прозвонить, перехватить управление, погладить – нет, словно на сейф наскочил, даже вроде как головой ушибся…