Нечто в воде
Шрифт:
– Конечно, нет. Я больше не буду ничего такого делать, – ухмыляется она, даже не пытаясь придать своему ответу хоть какое-то правдоподобие.
Совершенно очевидно, что она опять возьмется за прежнее. Мне становится не по себе. Впервые за все время я задумываюсь, нет ли у Холли проблем с психикой. Скорее бы закончить это интервью.
– А каковы ваши планы на будущее?
Холли как подменяют, она внезапно становится другим человеком: тоньше, беззащитнее. Совсем другое лицо, поза. Голос – обычный для двадцатитрехлетней девушки, и тон – вежливый, открытый, дружелюбный. Меня настораживает подобная
– Я беседовала с тюремным благотворительным фондом по поводу сокращения моего срока. Хочу возвратить долг обществу и доказать, что достойна доверия. В фонде собираются дать мне работу и сотрудничать с моим инспектором, чтобы помочь мне вернуться на праведный путь, – говорит она мягким, искренним голосом.
Я стою на своем:
– А чего хотите вы сами, Холли? Какого будущего? Что вы будете делать, когда выйдете отсюда? – Пытаюсь говорить спокойно, но сама чувствую, что вхожу в азарт.
Холли вновь невинно улыбается. Она вывела меня из себя, и ей это приятно.
– Ну, будет видно. Для начала я просто хочу отсюда выбраться. Потом… не знаю. Увидите. Это будет нечто грандиозное, Эрин. Великое.
И опять пугающая ухмылка. Мы с Амалом в ужасе переглядываемся. Все полетело под откос.
– Спасибо, Холли. Замечательное начало. На сегодня достаточно, – говорю я и выключаю камеру.
6. Посаженый отец
Пятница, 29 июля
Мы устраиваем званый ужин. Возможно, сейчас не лучшее время для вечеринок, учитывая все, что произошло, однако день свадьбы стремительно приближается, остался всего месяц с хвостиком, а мне нужно попросить кое-кого об очень важной услуге.
Гости приедут через час. Я еще не переоделась и не привела себя в порядок, не говоря уже о том, чтобы начать готовить. Мы решили подать жареную курицу. Даже не знаю почему. Наверное, потому, что это быстро и просто и мы с Марком можем готовить его вместе. Он занимается мясом, а я – гарниром. Чуть раньше Марк пришел в восторг, когда я озвучила эту метафору наших отношений. Редкий момент веселья. Впрочем, мне стало не до смеха, когда я осталась в нашей прекрасно оборудованной кухне один на один с холодной курицей, рядом с которой возвышалась гора овощей.
С Марком не все ладно, поэтому я сегодня опаздываю. Выпроводила его с кухни – готовиться. Прошло больше недели с его увольнения, а он до сих пор расхаживает взад-вперед босиком по гостиной, спальне или ванной, крича в телефон на людей в Нью-Йорке, Германии, Копенгагене, Китае. Нам нужно отдохнуть. Мне нужно отдохнуть.
Я пригласила на ужин Фреда Дейви и его жену Нэнси. Вообще-то мы запланировали этот обед месяц назад. Они для нас – почти родные. Фред всегда готов меня поддержать и помочь советом, с тех пор как я познакомилась с ним на моей первой работе, на съемках документального фильма о галерее «Белый куб». Подозреваю, что съемки моего нынешнего фильма так и не начались бы, если бы не наши с Фредом мозговые штурмы и горы отправленных им писем с упоминанием премии Британской киноакадемии в заголовках. А чудесная Нэнси, одна из самых мягких и теплых женщин в моей жизни, никогда не пропустит мой
Марк куда-то запропастился, и я начинаю готовить сама. Он уже полчаса висит на телефоне, пытается поймать очередную наводку на новую работу. Как выяснилось, на удочки, о которых он упоминал в утро нашей годовщины, ничего не поймалось, а за то, что Марк вляпался в эту историю, следует благодарить его «друга» из Нью-Йорка. Не успела я добраться домой в день, когда он потерял работу, как Марк выяснил, что во всем виноват тот самый Эндрю. Он позвонил Марку в офис и каким-то образом принял Грега за Марка – понятия не имею, как такое возможно, ведь Грег из Глазго и у него соответствующий акцент. В общем, Эндрю принял Грега за Марка и сказал, что чуть позже ему позвонят из нью-йоркского офиса по поводу возможной смены работы.
Грег, сволочь такая, наверняка засиял от удовольствия, направился прямиком к начальнику и добросовестно уведомил того о состоявшемся разговоре.
Эндрю из Нью-Йорка, видимо, обиделся, когда его обвинили в путанице, и слил потенциальную вакансию. И все только ради того, чтобы не унижать себя извинениями за совершенную ошибку. Видите ли, в финансовом мире извинения считаются признаком слабости. Слабость не внушает доверия, а финансовый рынок, как известно, зиждется на уверенности. Быки побеждают, медведи проигрывают. В итоге безработный Марк стоит полуодетый в гостиной и кричит в трубку домашнего телефона.
Он говорит мне, что не все потеряно. Что общался с Рэйфи и другими приятелями с работы и что наклевываются три новых возможности, а то и больше. Просто нужно держать руку на пульсе несколько недель. На данном этапе он больше ничего сделать не может. Даже получив место, Марк сможет приступить к работе только после вынужденного отпуска, то есть в середине сентября. Вынужденный отпуск. В любое другое время я бы обрадовалась, а теперь, когда у меня начались съемки, я буду занята до самой свадьбы. Совершенно не вовремя.
Будто услышав мои мысли, Марк появляется на кухне, умытый и переодетый. Он улыбается и выглядит потрясающе. Белая рубашка, свежий одеколон; он берет меня за руку и кружит в танце. Мы молча вальсируем по кухне, затем он отстраняет меня на расстояние вытянутой руки.
– Теперь я. Марш наверх и стань еще прекраснее. Посмотрим, возможно ли это!
Он хватает кухонное полотенце и выгоняет меня из комнаты; я, хихикая, отступаю.
Кто-то мог бы испугаться столь быстрой перемены, а мне нравится, что Марк может резко изменить курс, сосредоточиться на главном. Он умеет владеть собой. Он знает, что нужен мне, и взял себя в руки.
Поднявшись наверх, я ломаю голову, что надеть. Хочется выглядеть нарядно, не прилагая никаких усилий. Это непросто.
Я решила попросить Фреда быть моим посаженым отцом на свадьбе. Это деликатный вопрос, ведь Фред не родственник. Просто для меня он ближе всех к образу отца. Я его уважаю. Он мне дорог, и я льщу себя надеждой, что тоже ему небезразлична. Так или иначе, ненавижу говорить о своей семье. Думаю, люди обращают слишком много внимания на то, откуда мы пришли, и недостаточно внимательны к тому, куда идем, и все же… Без рассказа о семье вы ничего не поймете.