Недалеко от Земли
Шрифт:
– Вот, – назидательно произнес он, указывая на три ряда овальных кнопок с ясными даже младенцу пиктограммами, – отсюда все и управляется. Захочешь вынырять – нажми эту, и подвинется вышка, будет желание загорать – видишь солнышко? Нажимай, не стесняйся. Только осторожнее, не больше пяти минут, а то потом придется тебя кремом отрабатывать.
– А это что? – заинтересовался Федор, ткнув пальцем в кнопку с изображением целого роя точек.
– Если на горячем песочке полежать задумается.
– Ага. Спасибо, Брюс. Ты иди, я дальше сам разберусь. Мне тут не скучно будет. Правда. И маме передай, чтоб не волновалась. Что я, маленький что ли?
– О’кей, ковбой!
И Тернер ушел, оставив мальчишку предаваться нехитрым детским забавам в гордом одиночестве. Что уж он там собирался делать – представлять себя Робинзоном Крузо, охотиться за вражескими аквалангистами или воображать себя чемпионом Олимпийских игр по прыжкам в воду – для американца осталось загадкой. Он споро взбежал по лестничным маршам и присоединился к обществу, уже ломающему голову что, где и как разместить, благо места для всевозможной растительности вполне хватало.
Время за придумыванием экзотического зимнего сада летело незаметно, и вскоре к ним начали постепенно прибиваться остальные обитатели особняка. Все, как правило, шли на звуки веселого гомона. Первым появился Хромов, нагруженный ворохом подарков в праздничных упаковках. Он решил не изобретать велосипед и купить все в Париже. Для этого потребовалась всего лишь кредитная карта, которую он, недолго думая, сотворил по образу и подобию увиденной у более чем представительного француза в каком-то престижном модном салоне. Аккуратно свалив добычу на диван, он чутко прислушался и устремился в мансарду. Было уже около семи вечера. Следующими прибыли Клюев с Варчуком с блестящими глазами и румянцем во всю щеку. Четвертым вернулся Клеменс, общавшийся с родителями чуть ли не всю ночь, потому что разница во времени оказалась существенной. Седых же не торопился и возник только к девяти, когда шумная компания плавно переместилась в просторный холл нижнего этажа.
– Ну, вы понатворили! – ошарашенно сказал он, вертя головой и разглядывая разноцветные переливающиеся гирлянды, выписывающие дуги под потолком, сияющие китайские фонарики, золотистый дождик и снежинки самых изощренных форм, развешенные во всех мыслимых местах. – Надеюсь, я не последний?
– Еще нет, – успокоил его Кобыш, протягивая фужер с шампанским. – Ждем Вивьен и Славу со товарищи. Между прочим, на Камчатке Новый год уже встретили.
– А в Питере едва стемнело, – вздохнул Женя. – Замечательный город. Только сырой очень. Может, сгоняем туда к утру всем кагалом?
– Там видно будет, – хлопнул его по плечу подошедший Дорин. – А сейчас на очереди праздничный стол. Надеюсь, народ внесет посильную лепту? Я различных книжечек из Интернета понавытягивал, сейчас колдовать будем.
В десять часов, когда внушительный стол, накрытый на двадцать персон («Почему двадцать?» – сгорая от любопытства, спросила Маша. «А пусть будет! – небрежно махнул рукой Хромов. – Хотя, скажу по секрету, смутные предчувствия одолевают меня…»), являл собой сплошь покрытый блюдами, бутылками, хрусталем и приборами натюрморт, прозвучал мажорный аккорд, и высокому собранию явилось четверо: трое подтянутых мужчин в черных смокингах, причем один из них богатырского сложения, и с ними изящная восточная женщина в текучем искрящемся вечернем туалете, оставляющем открытым руки и, скорее всего, спину. Тут же появился бдительный Играй.
– Добрый вечер! – прогудел здоровяк. – А вот и мы… Здравствуй, собака, – он наклонился и почесал пса за ухом. Тот благосклонно принял знак внимания, обнюхал двух других джентльменов и, махнув хвостом, прислонился к Вивьен.
– Прошу, гости дорогие, – выступил вперед Кобыш. – В нашей скромной обители для всех место найдется. Как это чудно, что вы прибыли пораньше. Позвольте вас представить тем, кто еще не знаком с вами.
– Да брось ты, Дима! – очаровательно улыбаясь, сказала Тараоки. – К чему изысканные церемонии? Давайте по-простому, – и подвела своих спутников к Прасковье с детьми, Никите и стоявшим возле них Варчуку с Клюевым. – Хозяюшка, – обратилась она к Маше, – я уж на правах давней подруги познакомлю вас с этими, на мой взгляд, неплохими мужчинами. Андрюша, Василий и Слава. Они в курсе, кто есть кто. Меня же, Прасковья Кузьминишна, зовут Вивьен.
– Да какая я среди вас Кузьминишна! – всплеснула руками машина мама. – Просто Паня.
– Восхитительно! – Терехов расправил грудь. – А я просто Вася. Вивьен, девочка наша, перестаралась. Это что же получается? Андрю-ша, Сла-ва и Василий! Так и слышится Вергилий, Тиберий, Клавдий! Звучит, конечно! Но дистанцирует. Для друзей я Вася.
– Тогда, может быть, прямо к столу? – предложил Никита. – Больше никого не ждем?
– Будут еще двое, – туманно сообщил Бородин. – Но когда неизвестно. Так что давайте командуйте.
– Садимся! – решительно заявила Маша. – Проводим старый год.
– Ха! – воскликнул Андрей, наконец-то поворачиваясь к обильному натюрморту. – Недурственно! Живут же люди!
Испытатели при этих словах не смогли удержаться от радостного гогота.
– А что? – поддержал его Ли. – Я тоже давно не сидел в приличном обществе.
– Да, – Терехов оживленно потер ладони, – отужинаем, чем Бог послал. На Базе-то особо не разбежишься.
– Вы не умеете такого? – поразился Никита.
– Ну что вы, молодой человек, – Бородин снисходительно усмехнулся. – Нам это просто ни к чему. Но поддержать приятную компанию мы всегда готовы. Маленькие удовольствия, знаете ли. Отрадно провести вечерок среди своих.
Задвигались стулья, народ деятельно начал рассаживаться, выбирая места по предпочтению, прозвучали традиционные вопросы «Вам что положить?», мужчины принялись ухаживать за дамами, наполнились первые фужеры и рюмки, одиноко еще пока звякнули ножи и вилки, завязались соседские междусобойчики. Играй, присев в углу и вывалив язык, застыл в ожидании.
Кобыш, расположившийся между Ли и Тернером, окинул присутствующих прицельным взглядом и внушительно сказал: «Гм!» Оживление несколько стихло.
– Может, кто-нибудь готов произнести тост? – он посмотрел на Терехова с Бородиным.
– Э-э-э, а почему, собственно, мы? – Андрей недоуменно приподнял брови и с самым невинным видом воззрился на сидящих за столом. – Не день рождения, чай. Мне кажется, первый тост не прочь сказать хозяин. А, Никита?
– Вы угадали, – лесник поднялся. – Прежде чем начнется праздничное веселье, и станет, в общем-то, не до чьих-либо откровений, я хотел бы в двух словах выразить то, что сейчас испытываю. Этот год был лучшим в моей жизни. Начался он с исповеди местному священнику, который напророчил мне встречу с Машей, любимой и единственной. С ее появлением жизнь моя полностью изменилась, я обрел семью, прошлое отпустило меня и больше не тревожит, во всяком случае, так, как раньше. Оно скрылось за завесой лет и потеряло значение. Остались лишь неразрешенные вопросы… Потом пришел один из вас. Дима. И родилась надежда получить ответы. А теперь я абсолютно счастлив, ибо знаю – мир должен измениться. Вы – предвестники этих перемен. И человек живет для того, чтобы узнавать себя, творить и стремиться к звездам над головой. Спасибо вам. За вас!