Недавние были
Шрифт:
Как мать, уснувшую навек,
А с ней - леса и реки, -
Всё то, с чем русский человек
Неразлучим навеки…
И снова бил боец врагов,
Смахнув с ресницы слёзы,
– За Родину, за отчий кров,
За русские берёзы!
И враг разжал полукольцо,
Где друг лежал в разведке,
А
И сломанные ветки.
Стихотворение помечено сорок первым годом. Этот памятный всем нам год памятен по-особому и Владимиру Ивановичу, оказавшемуся в самом начале войны на Мурманском направлении Карельского фронта в зенитных войсках. Это была третья война, в которой участвовал Жилкин, участвовал, несмотря на то, что был уже не молод. Впрочем, возраст не помеха, когда не стареет душа и в груди бьётся горячее, верное сердце. Об этом поэт прекрасно и точно сказал в «Песне старого солдата»:
Мне скоро стукнет пятьдесят.
Да не беда - служу умело.
Когда стране враги грозят,
Для стариков найдётся дело.
Это так. Годы ведь не только сутулят спину, но копят уменье и понимание, копят жизненный опыт, которые в военном деле, как, впрочем, и во всяком другом, весьма годятся, а иной раз просто незаменимы.
Поэт-боец «в любой землянке был как дома» и с полным основанием, с полным правом мог заявить: «Мы в боевых делах седели. Но не старели, а росли».
Муза Жилкина была не робкого десятка. Она не молчала при громе орудий. В лежащей передо мной синей книжечке я нахожу стихи и сорок первого, и сорок второго, и сорок третьего и сорок пятого годов.
Я говорил до сих пор о Жилкине, по-преимуществу, как о поэте-бойце. Но есть у него много добрых качеств и помимо того, и они не менее примечательны и не менее заметны в его творчестве. Очень развито у Жилкина чувство природы, которое, увы, частенько у наших поэтов, особенно у молодых, или приглушено городом, или вовсе отсутствует. Ухо и глаз Жилкина всегда навострены. Он всё вокруг слышит, всё видит и для всего находит свои особые, ярко-живописные слова: «Потрескивали облака, ломая хворост молний», «Серебристые звенят осины, как простая песенка без слов», «И дождик пробежал рысцой по синей крыше сада».
Приметчивый глаз и словесная выразительность далеко не исчерпывают достоинств его пейзажной лирики. Жилкин не просто созерцатель. В этом смысле очень показателен его маленький шедевр «Камнеломка», который не могу отказать себе в удовольствии привести целиком:
О чём ты шепчешься негромко
В полярной тундре с ветерком,
Застенчивая камнеломка,
Дрожа от стужи стебельком?
Вокруг унылые просторы:
Ни деревца, ни колосков,
А ты цветёшь, лаская взоры
И радуя зимовщиков.
И мне бы так в краю суровом
Всю жизнь до самого конца
Поэзией
Отогревать людей сердца.
Видите, ЧТО привлекает глаз поэта, ЧТО питает его чувства. Видите, КТО героиня его строк. Не красавица роза, не экзотические орхидеи, не пышные пионы, а скромная, малоприметная, «застенчивая камнеломка». В этом выборе - весь Владимир Жилкин, и не только в поэзии, но и в жизни.
А жизнь, надо сказать, не баловала его и готовеньким ничего не преподносила. Я говорил о трудных солдатских годах, об огневых днях гражданской войны. Сам Жилкин в стихотворении «В голодный год» рассказал о злом голодном времени. А теперь давайте вернёмся в годы ещё более ранние. Вот отрывок из стихотворения «О далёком»:
Деревня.
В избе,
покосившейся набок,
С вытьём молодух,
с причитанием бабок,
С одною наседкой в пустом решете,
В нужде,
обречённости,
в темноте,
От вечного горя,
от горькой кручины
Слезится глазок золотистой лучины…
…Кудахтнул в углу самовар,
как петух,
Высокой запел фистулой и потух…
И, словно булыжником,
вымостив брюхо
Замешанной вкруть
с лебедой аржанухой…
Такова деревня детских лет Володи Жилкина. А вот и сами эти годы, описанные резко, выразительно и правдиво в стихотворении «Детство»:
И вот мой ялик детства скромный
Причалил на ветру крутом
В приморском городе - к приёмной
Под вывеской «Сиротский дом».
Я в списке школы. Пояс с бляхой.
Казённый кошт. Кровать с доской.
Рыдая, бьётся жалкой птахой
Мать у калитки приютской.
И дни мои, как двойки с плюсом,
Растут сугробами обид.
Нас учит петь девица с флюсом
И на рояле дребезжит…
Сугробы обид росли изо дня в день, пока одесский сиротский дом не остался позади. Подросший Володя поступил в ремесленное училище и, в 1914 году окончив его, устроился подручным слесаря в одну из одесских типографий. Из Одессы вместе с матерью Володя перебрался к дяде-провизору в Москву, где работал учеником в аптеке, а потом в Ярославль. Но в следующем году девятнадцатилетнего Володю забрили в солдаты, и только спустя шесть лет, пройдя две войны и сто тысяч бед, Владимир Жилкин, наконец, попал в Архангельск.