Неделя холодных отношений
Шрифт:
Глеб присел, обнял Сашку.
– Я привык трудными темами под кофе заниматься. Ты как, не против?
– С тобой – хоть керосин.
Трещали в ровном, привычном огне новые ветки.
Дрова они подкидывали по очереди, без лишних слов вставая к изобильным запасам.
– Когда-нибудь я приглашу тебя в мое логово….
– А где ты постоянно живёшь?
– На берегу этого же моря, километров триста отсюда. У меня там есть свой Дом, рядом с ним – старый парк,
– И ты там всегда один?
– Жду, пока ты вырастешь.
– Нет, я не про это…
– В этом отношении я старомоден, как ботфорт на палубе ракетоносца.
– Сам формулировку придумал?
– Нет. Поэт Поженян. Мы в чём-то похожи. А если тебя, уважаемый сын, в данный момент волнуют больше всего отношения мужчины и женщины, и твои личные перспективы в этом плане, то…., цитирую: «Потребности души рождают дружбу, потребность ума – уважение, потребности тела – желание. Все три вместе рождают любовь».
– Тоже этот поэт?
– Нет, журнал «Работница», рубрика для незамужних.
– Мы тогда с мамой купили в Дании, на острове Борнхольм, два стеклянных кольца. Приобрели их во время экскурсии на местную стеклодувную фабрику, спрятали в расселину прибрежной скалы – думали, что скоро вернёмся….
– У тебя по всему миру есть знакомые места.
– Почти…
– Может быть, я когда-нибудь тебя пойму.
«Слишком торопливо, малыш, слишком удобно….».
– Меня никогда никто не спрашивал, и я стал задавать себе вопросы.
– А почему ты так часто в разговорах упоминаешь кладбища, могилы маленьких девочек?
– У тебя ведь была сестра. Просто она не успела родиться…
– И вообще, если бы это касалось бы меня… Если бы кто при мне такое сказал о Еве.… Убил бы на месте.
– Я тоже…
Капитан Глеб усмехнулся, услышав долгожданный ответ.
Желая сохранить с таким трудом восстановленный жизненный тонус сына, Глеб заставил Сашку аккуратно перестелить их лежбище, подкинуть вниз, под циновки, нарезанного, приготовленного с утра камыша и все остатки мелкого хвойного мусора.
– Всё мягче спать будет. А я за водой на залив…
Уверенность в том, что хорошая колыбельная иногда может заменить вечерний бифштекс, была для отца с сыном весьма малокалорийным решением, но…
– …Мальчишки каким-то образом разведали, что в порту стоит старое, списанное судно, которое завтра на буксире потащат в Ригу.
Это был шанс!
Через дырку в дальнем заборе они проникли в порт, пробрались к причалу.
«Жертва» стояла третьими корпусом, вплотную к двум другим, живым пока ещё, действующим траулерам. Выклянчили у вахтенного первого борта разрешение посмотреть старый корабль, мол, никогда не были, не видели, интересно.…
Получилось.
Погуляли по пустому пароходу, полазали по трюмам, посмотрели; демонстративно, в расчёте на внимание доброго вахтенного, вышли на причал, поблагодарили и, выждав, пока дядька уберется с палубы в каюту спать, снова пробрались по швартовым, по ютам, на старое судно.
Шмыгнули вглубь, в железные внутренности.
Ждали долго, смеялись, выдумывали, вспоминали разные истории. Заскучали, стали по очереди играть в маленькие карманные шахматы. Внезапно загрохотали по ободранной палубе, по трапам кованые сапоги.
Матросы закрепили буксирный трос и ушли.
Солнечный лучик поник через дырку в проржавевшем борту, у подволока, пробежал по трюму.
«Поехали!»
Цель-то ставили такую: прокатиться чуть-чуть вдоль берега, выскочить на палубу, крикнуть на буксир: «Мы здесь!» и всё….
Объяснить, что гуляли, что заблудились, испугались чужих людей и всё такое, прочее.
Берег окончательно скрылся из виду только к вечеру.
«Ну, пора!».
На палубе принялись орать, махать руками.… Впустую.
В сумерках на деловито пыхтящем впереди буксире их стараний никто не замечал. Мальчишки испугались.
На трюм был наварен квадратный лист толстого железа, уголки, отрезанные сваркой, валялись рядом. Вот этими-то кусками и замолотили в шесть рук по гулкой крышке трюма, продолжали при этом истошно орать.
На буксире вскоре заходили вокруг рубки люди, светанули к ним маленьким ручным прожектором, что-то проговорили в мегафон. Но не остановились.
Стемнело. Холодная палуба покрылась росой. Стало действительно страшно…
Принялись искать ночлег. Аккумуляторы временных ходовых огней были укрыты ветошью и рваным брезентом. Мальчишки стащили всё тряпьё в одну кучу, зарылись общим клубком, для теплоты, в уголке палубы. Всё равно бил озноб: перепугались, да и вместо привычных домашних простыней оказались стальные корабельные листы. Ещё раз обшарили все закоулки старого парохода. Нашли в машинном отделении замызганную деревянную решетку. Улеглись на ней, стало теплее.
Наступило утро, взошло солнце, но почему-то не с той стороны.
Впереди по-прежнему пыхтел буксир.
Молчали, тоскливо выглядывали из тряпок, смотрели по сторонам.
Что-то стукнулось о борт, потом снова раздался гулкий удар.
Из причалившего военного катера к ним на палубу выскочили пограничники с автоматами наизготовку, офицеры с пистолетами.
Пришлось немного заплакать и поднять руки вверх.
Когда руководство разобралось с родителями, те, в свою очередь, рассказали им, мальчишкам, подробности. Оказывается, с буксира передали на берег по радио, что на буксируемом судне находятся посторонние лица, а услышав их гулкие удары металлом по трюму, тревожно добавили, что эти «лица» возможно вооружены, потом буксир плавно, очень незаметно развернулся…