Неделя в декабре
Шрифт:
Однако на сей раз его отвлекали от решения этой рутинной задачи становившиеся понемногу привычными мучения. Жизнь Трантеру отравляли не только романисты. Уже не один год его терзала и деятельность обозревателя по имени Александр Седли. Этот явившийся ниоткуда — а может быть, и из Оксфорда — молодой человек начал с того, что приходил на презентацию какой-нибудь новой книги, представлялся ее почтенному автору, а на следующий день отправлял ему подобострастное письмо («Познакомиться с Вами вчера было для меня большой честью. Я давно преклоняюсь перед Вашими книгами как перед последним уцелевшим в нашей обескровленной культуре форумом для серьезных дискуссий…»). Трантер увидел одно из этих писем, когда забежал с очередной рецензией в офис Патрика Уоррендера. Да разве после того, как миновали 1930-е, кто-нибудь подобное писал?
Каждой
Присущее Седли сочетание железной хватки с манерами выпускника частной школы начало в конце концов действовать на нервы даже наиболее уставшим от этого мира людям. Кто-то должен же был рецензировать «Сокровищницу анекдотов восемнадцатого столетия» — и пожалуйста, Седли такую рецензию уже прислал; если я потрачу после ланча час рабочего времени на то, чтобы вымарать из нее самовосхваления, говорил себе Патрик Уоррендер, она в аккурат заполнит подвал газетной страницы.
Неутомимостью Седли обладал не меньшей, чем Трантер, а вот связи имел куда лучшие. К большому раздражению Трантера, он появлялся на литературных приемах в угольно-сером костюме из дорогой на вид ткани, между тем как прочие рецензенты носили, в большинстве своем, покрытые яичными пятнами брюки и коричневые ботинки. Выглядел он, разумеется, смехотворно — ни дать ни взять совладелец семейного банка, — однако, к большой досаде Трантера, никто так, похоже, не думал. И совсем уж обидно было видеть, как статьи Седли начинают печатать одна газета за другой. Было время, когда самым шустрым из молодых новичков считался некий РТ, ныне же этот молодчик обращал его в старую шляпу — в vieux chapeau,как молодчик, вне всяких сомнений, выразился бы. (Трантер по-французски не говорил и потому считал использование иноязычных фраз претенциозным: «Nostalgie de la boue, [31] моятетушка Фанни», как уверял он читателей «Жабы».)
31
Ностальгия по болоту (фр.).
Ребяческая журналистика Седли довольно быстро обзавелась интонациями исполненного преждевременной усталости человека, который, судя по всему, верил, что после кончины Лайонела Триллинга [32] на него, и только на него, возложена миссия радетеля о чистоте Литературы. Поверить трудно. Молодого человека, совсем недавно унижавшегося в поисках работы, ныне, казалось, пригибало к земле («лучшее жизнеописание Беллока, какое у нас имеется») бремя собственной значимости. И тем не менее работы в его руки уплывало все больше и больше.
32
Лайонел Триллинг(1905–1975) — американский литературный критик.
В конце концов боги смилостивились. Море, как мог бы сказать Просперо, грозит, но все же милосердно. [33] После нескольких лет успешного самопродвижения в Ливисы [34] нового тысячелетия Седли проделал то, в чем Трантер мгновенно усмотрел ошибку, достойную школьника: предложил издателю роман собственного сочинения.
Едва прослышав об этом, Трантер позвонил в офис Патрика Уоррендера и понял по тону его роскошной секретарши, что тот вряд ли станет перезванивать ему, даже если вернется с ланча до пяти часов вечера. Тогда Трантер отправил Уоррендеру имейл («Хочу уточнить, сколько слов должна содержать рецензия на Апдайка»), добавив к нему постскриптум, посвященный якобы внезапно пришедшей ему в голову мысли: «Я слышал, Седли решился опубликовать роман. Это интересно. Был бы рад взглянуть на него, если у тебя нет на примете кого-то еще. РТ». И на это письмо ответа не поступило. Пришлось начать ежедневный блицкриг — обстреливать Уоррендера звонками и электронными письмами. В конце концов Трантер загнал его в угол.
33
В действительности это слова Фердинанда: «Так море я напрасно проклинал? Оно грозит, но все же милосердно!» (Шекспир, «Буря», акт V, сцена I. Перевод М. Донского).
34
Ф.-Р. Ливис(1895–1978) — британский литературный критик, обладавший большим влиянием в первой половине XX века.
— Да, — сказал Патрик, — я думал попросить Пегги Уилсон пролистать этот роман. Она любит начинающих авторов. Ты с ней знаком?
Трантер содрогнулся. Пегги Уилсон была наимягчайшим из критиков Лондона. Ее групповые «обзоры» походили на первые отчеты воспитательницы детского сада: все детишки «особенные» и каждый заслуживает поощрительной награды.
— Вообще-то, Патрик, я думаю, что он требует более внимательного к себе отношения. А у Пегги Седли лишь затеряется в очередной группе авторов. В любом случае я был бы не прочь прочитать его. Просто из интереса.
— Ладно, подумаю об этом. Как тебе Апдайк?
Еще через неделю, на очередном приеме, Трантер ужаснулся, увидев молодую рецензентку, из наплечной сумки которой торчал сигнальный экземпляр книги Седли.
Утром следующего дня он снова позвонил Уоррендеру. И удача наконец улыбнулась ему.
— Слава богу, что ты позвонил, РТ. Молодой Седли совершенно вылетел у меня из головы. Пегги Уилсон сломала бедро. Упала в выходные на улице и вышла из строя самое малое на месяц. Я попрошу издателя поскорее послать тебе книгу. Постарайся поспеть к следующим выходным. Пятьсот слов.
День спустя курьер-мотоциклист доставил Трантеру пакет, которого он так долго ждал. Вскрыв его, Трантер увидел довольно тонкую книжицу в твердом переплете, стоившем одному из самых снобистских издателей Лондона порядочных денег. Уже одно только название романа — «На распутье зимы» — пробудило в Трантере большие надежды. Пакет содержал также листок с панегириком, сочиненным в издательском отделе рекламы. «Все мы в восторге от чудесного первого романа Александра Седли. Книга увидит свет 1 марта. Надеюсь, Вам она понравится. Целую, Рэчел».
Трантер поднялся с пакетом наверх, раскрыл книгу и прочитал выбранное наугад предложение. Взволнован он был до того, что не сразу понял прочитанное. Он вытянул из книжки задний клапан обложки, надеясь увидеть лицо своего мучителя — но нет, издатель предпочел обойтись стильным минимализмом. Фотография Седли отсутствовала, а двустрочная биографическая справка не содержала упоминаний ни об элитной частной школе, ни даже об университете. Ход неплохой, признал Трантер. Но даже эта сдержанность — разве не отдает она пижонством? «Александр Седли является ведущим литературным критиком, печатающимся в…» Кого он пытается надуть? Александр Седли является, как и все мы, третьесортным рецензентишкой, подумал Трантер, а не сэром Артуром, мать его, Квиллер-Кучем. [35]
35
Артур Квиллер-Куч(1863–1944) — английский писатель и литературный критик.
Трантер снова раскрыл книгу и прочитал еще одно предложение. Ужаснымоно не было. Оно было складным, слова его стояли в правильном синтаксическом порядке, в нем присутствовал смысл. Похоже, придется попотеть, чтобы отыскать в этом романе слабое место — некую трещинку, в которую удастся всунуть кончик критического ножа, дабы взломать им, как фомкой, всю книгу. Этому типу уже под сорок — романист, дебютирующий в таком возрасте, попросту смешон. Но что, если, как уже готовы, вне всяких сомнений, объявить его приятели-гомики, «это книга, которой стоило дожидаться»? О господи.