Недетские игры
Шрифт:
Шахид нажал кнопку ответа и сказал с преувеличенной радостью:
– Пашка? Здорово, брат! Рад тебя слышать… У меня? У меня, как всегда, все в порядке. Ты-то как? Ага… Ага… Во как! Слушай, я тут на переговорах, договор подписываю. Давай, вечерком подползай ко мне домой, там все и обсудим. Давай, жду. Часиков в восемь.
Дождавшись окончания разговора, Спец вернул Шахиду бинокль:
– Нужна лебедка, альпинистские причиндалы, пара ведер, ну и роба какая-нибудь.
– Хорошо. К утру сделаем. – Шахид протянул Спецу заранее приготовленную пачку стодолларовых купюр – аванс
С равнодушным видом Спец убрал деньги в нагрудный карман и встал, отряхивая куртку и джинсы:
– Пойду вниз, посмотрю.
***
Стас и Кожурина вылетели из «Пулково» рейсом «Уральских авиалиний» в половине первого ночи. В екатеринбургском аэропорту «Кольцово» они должны были приземлиться в начале шестого, но с учетом смены часовых поясов перелет занимал всего два с половиной часа.
В салоне «сто пятьдесят четвертого» места у них были рядом. Кожуриной досталось более удобное, у иллюминатора. Первую половину полета больше молчали. Кожурина заметила:
– Вы нервничаете, Станислав Александрович. Боитесь летать, или это со мной связано?
– Ну что вы! Ни то ни другое.
– Тогда что?
– По поводу московской проверки переживаю.
– У вас в делах непорядок?
– Просто думаю: вдруг они захотят у меня что-то спросить, а меня нет? Еше решат, что я специально сбежал. Спрятался.
Кожурина покачала головой и отвернулась к окну, глядя на огоньки в десяти километрах под ними.
В детстве Скрябин очень любил самолеты. Несколько раз родители ездили с ним на юг отдыхать, и всегда так получалось, что туда они отправлялись на поезде, а обратно – на самолете, так что радость от предстоящего перелета скрашивала перспективу расставания с морем и «праздника» 1-го сентября. Став взрослым, он много лет не летал – зарплата оперуполномоченного и цена авиабилета в середине девяностых годов, когда он работал «на земле», были понятиями несовместимыми. Если в отпуске и удавалось куда-нибудь выбраться, то исключительно поездом. С переходом в главк появились командировки, но к этому времени Скрябин уже наслушался столько ужасов про самолеты – то там упадет, то здесь взорвется, что относился к ним не то чтобы с опаской, но несколько настороженно.
Так что Кожурина была в чем-то права. А с учетом того, что ее присутствие тоже не добавляло Стасу спокойствия, получалось, что права она была полностью.
Стюардесса предложила ужин. Скрябин взял, Кожурина отказалась.
– Что так? – спросил Стас.
– На ночь не ем.
– С фигурой у вас и так все в порядке.
– Потому и в порядке. Спасибо за комплимент. Второй за сегодняшний день. Это что, тенденция?
– Что вы, что вы? Нам, скромным операм, вредно заглядываться на звезды. Метеоритный дождь может замучить.
– Или метеоризм? – Кожурина отвернулась к окну.
Скрябин увидел отражение ее лица на стекле: она улыбалась.
– Вы знаете, я тогда тоже от ужина воздержусь, – Стас закрыл пластмассовый бокс с едой. – А то как-то неудобно одному.
– Я не хотела испортить вам аппетит.
– Дело не в этом, я просто не люблю есть один.
– А еще говорят, что вы индивидуалист.
– Это зависит от ситуации.
– Все-таки вы очень напряжены. Может, дело не в московской проверке, а в том, что вы мне того допроса простить не можете?
– К вам претензий нет. Вы просто делали свое дело.
– Как мама?
– Спасибо, лучше. Иначе бы я ее одну не оставил.
– А жена?
– Мы разошлись.
О разводе Стаса Кожуриной было известно. Зачем же спросила? Татьяна мысленно усмехнулась: все взаимосвязано, и присутствие Скрябина действует на нее не меньше, чем ее – на него. И началось все с того самого допроса. Правильно говорится, что и от любви до ненависти и наоборот – один только шаг…
Кожурина извинилась за вопрос о жене. Скрябин пожал плечами:
– Спрашивать – ваша работа. Можно, я тоже спрошу? Вы тогда вправду думали, что Шилов замазан?
– Всего лишь одна из версий. Или прикажете вашего Шилова внести в список неприкасаемых?
– Главное, чтобы он в черных списках не застрял.
– Перед законом, Станислав Александрович, все равны.
– А перед вами?
Кожурина усмехнулась и не ответила. Стас немного придвинулся к ней, сел вполоборота:
– Вот принесут вам компромат на Арнаутова – и будете работать?
– Запросто.
– Как джентльмен, вынужден поверить даме на слово.
– Кстати, вы, Скрябин, действительно джентльмен. Чего не скажешь про некоторых.
– Большое спасибо. Однако это тоже комплимент. Или я ошибаюсь?
– Это констатация факта… Вам в Нижнем Тагиле бывать приходилось?
– Тьфу-тьфу-тьфу, бог пока миловал. Да я туда особо и не стремлюсь( В Нижнем Тагиле находится единственная в стране специализированная колония для осужденных сотрудников правоохранительных органов.) А вам приходилось?
– Неоднократно. Мне ведь милицейские дела любят поручать, сами знаете.
– Ну и как там?
– Вы про колонию или про город? Старый город, чуть моложе, чем Питер. И в десять раз меньше по населению. Есть на что посмотреть, да только у меня никогда времени не было достопримечательностями любоваться. Одна сплошная работа. Только не говорите мне про горы трупов и тонны бумаг, это я и без вас знаю.
– Что, сильно напугал вашу девочку?
– Эта девочка далеко пойдет. Во всяком случае она не станет подчинять личную жизнь интересам работы. Между прочим, вы произвели на нее впечатление.
– Надеюсь, хорошее?
– Надейтесь.
Скрябин притворно вздохнул:
– Я уже слишком стар для нее.
– Для своего возраста и профессии выглядите вы очень прилично.
– Вот и второй комплимент…
В екатеринбургском аэропорту их встретили два опера из нижнетагильского УВД. Внешностью и манерой поведения они напоминали питерских братков разлива первой половины девяностых годов. В качестве средства передвижения у них был «Лэндкрузер» – не новый, но очень приличный, с частными номерами, сиреной и мигалкой. Рассказывая местные байки, они быстро доставили Стаса с Татьяной в Нижний Тагил – от аэропорта это было около ста километров – и тормознули перед гостиницей: