Недосказанность на придыхании
Шрифт:
И разве можно мне при этом быть недовольной ?
Остаётся лишь ответить на один вопрос: отныне, поведав Вам всю разницу моего восприятия двух языков, возможно некоторые слова мне вернее произносить и печатать для Вас по-русски ?
– –
Письмо №33
Ах, Нассер … Ведь Вы по-прежнему ревнуете меня к Камалю ! Что мне с Вам делать …
И ведь
Профессиональный догадывальщик я, – вот кто ! Уж докторскую получила – «по догадывании». Время открывать частную контору «Угадай-ка»: буду «догадывать» для клиентов.
Да, конечно, мне необходимо довершить рассказ про Камаля. Возможно, прочитав и поняв, Вы, наконец, успокоитесь …
Мне часто приходят на память некоторые, особенно светлые, нежные и наивные моменты.
Одно из них – никогда меня не покидает, и я переживаю его снова и снова.
У меня в то время, открылась давно позабывшаяся и завядшая детская приключенческая жилка. Но у меня много тогда всяких разных жилок «пооткрывалось». Начиналось всегда с одного и того же: в голову ни с того ни сего заскакивала идея, тотчас выкладывалась с шаловливо-потайным «А давайте ….» , развивалась, дополнялась и – водворялась, вне зависимости, насколько безрассудным, сумасбродным, инфантильным, было это приключение. Позже, мне пришлось немного притормозить, осознав, что Камаль выполнит, всё, что я не предложу в своём «А давайте …».
Так вот, я расскажу Вам об одном таком «а давайте» …. которое неизбывно и поденно всюду следует за мною … и, наверняка, уже никогда не покинет.
Камаль и я были лишены возможности встречаться, ходить на свидания, касаться друг друга… но ведь когда любишь, находишь выход из любой ситуации. Нашла его и я.
Поскольку мы жили по обоим сторонам океана, то я и предложила ему: «А давайте … на мой день рождения, встретимся у океана ! Ведь если Вы и я подойдём к кромке воды в одно и то же время, встанем на цыпочки, то безотменно увидим друг друга ….»
Так и договорились ….
Я пришла на свой берег в 5 утра, а он с сыном, на свой – в 10. Как только стрелки на моих часах установились на 5, я встала на цыпочки и помахала ему – вдаль, в самую глубину горизонта …. Тоже самое сделал и он …
Так мы сходили на свидание ….
Вернувшись домой, мы поделились фотографиями, впечатлениями; хохотали, веселились, он рассказал, что сын его, Ферас, с неподдельным беспокойством спрашивал, наблюдая за ним: «Пап, ты чё там делаешь ? Кому машешь ? С тобой всё в порядке ?», а он смеялся и отвечал: «Нет, нет, я без ума и счастлив !»
Так безрассудствовали высокообразованные и уважаемые в обществе люди, которым было уже за сорок ….
Воспоминание об этом «свидании» словно влилось в мою кровь и стало частью, как рука и голова. Оно и сейчас передо мною и как видение, будет сопровождать до завершения дня, пока не засну… и явится вновь, как только я разомкну глаза.
А потом наступил Рамадан. И он изменился. Всё изменилось. Враз. Поначалу отнекивался обязательными многочасовыми чтениями молитв и Корана…. Через месяц, когда Рамадан завершился – взял отпуск и уехал с сыном в Тунис, где едва ли находил время, чтобы скинуть мне пару скучных, бесчувственных фраз и, точно намеренно, – всегда в ночное время, когда я спала, чтобы не дай Бог не попасть на беседу. Во всём чувствовалось его явное и ничем нескрываемое нежелание, фальшивая учтивость, трусливое бегство и укрывательство, беспрестанное стряхивание меня с себя, как прилипшую назойливую грязь.
Он разительно, с отчётливой видимостью, отдалялся, и я не могла ни понять ни прочувствовать причин. Он не считал нужным объяснять, а я не смела настаивать. Ведь я любила его.
А потом он и вовсе замолк. Вот так просто: перестал общаться, отвечать на мои сообщения, игнорировал вопросы, которые я, за полной бесполезностью и пустопорожностью, очень скоро перестала задавать.
Несмотря на это, я, со своей наивной преданностью и верностью, продолжала писать ему письма, под которыми сайтом указывалось, что он их читал … Поначалу – он читал их раз в день … затем, – раз в три дня, а совсем скоро – и вовсе раз в неделю ….
Разумеется, это разрывало мне сердце и писать письма в небеса, отныне – теперь даже без их прочтения, – я с тех пор отказывалась.
Впервые я проявила к нему жесткость и холодность и предоставила ультиматум, в котором указывала, что получать очередное письмо он будет только при условии, если он прочтёт моё посланное, и при этом, напомнила ему фильм «The Diving Bell and the Butterfly (2007)», в котором героя парализовало в результате автокатастрофы, лишив даже возможности говорить. Ухаживающая за ним медсестра, предложила ему написать книгу. Она называла букву и, если он моргал дважды, – эта была верная. Если Камаль прочитывал письмо, – я тут же писала очередное.
Это продолжалось 3 месяца. Ещё 3 скудных месяца: без единого от него ответа, слова, запятой, вздоха.
Кроме поэмы, которую он поместил и, которую Вы также мне перевели с Арабского, но послали перевод через электронную почту.
Вот она, помните ?
Она многое что объясняет и проясняет, но, к несчастью, в то время, у меня не было никого, кто бы мог мне её перевести…автоматические переводчики, каких только я не перепробовала на Интернете, с текстом такой сложности не справлялись и выдавали мне совершенную бессмыслицу.
В один из мартовских утренних дней, просматривая его блог, я перевела оставленный кем-то комментарий под его фотографией, в котором женщина игриво и весело называла его «мой любимый муженёк».
Вот и всё.
Я тут же отреагировала отчаянным письмом, в котором, в полубезумном состоянии, многократно маниакально твердила: «За что Вы со мной так поступили, что я Вам сделала, почему ничего не сказали за всё это время, зачем пользовали мою Душу ?», в то же время понимая, как жалка я была в своих рыданиях и стенаниях, и что ответа на эти вопросы я, конечно, не получу … Писала, что чувствовала себя будто приговорённый к смерти, пишущий последнее письмо в ночь перед казнью, что в этом письме, мне необходимо высказать всё, ведь другого шанса у меня уже никогда не будет, а это – невозможно. И много ещё чего вылилось у меня на экран. Завершив всё последним выдохом со словами, чтобы он убирался вон из моей жизни.