Недостающее звено
Шрифт:
Гиеновые собаки вспугивают зебр, надеясь что какая-нибудь из них отстанет
Им удается отрезать от стада более слабое животное
Остальные зебры убегают, а собаки переходят в нападение
Конец отлично организованной охоты: собаки вцепляются в свою добычу
В группе гоминиды представляли более внушительное зрелище, чем поодиночке. Полагают, что они были способны с помощью угрожающих демонстраций (крича и размахивая дубинками) отогнать хищника от его добычи. На рисунке группа охотников старается прогнать львицу
Эффективность группы явно доказывается этой редчайшей фотографией: львица, свалившая жирафа, бессильна против наступательной тактики стаи голодных гиен
Дележ пищи — еще одно адаптивное преимущество, которым, по мнению специалистов, обитавшие в саванне гоминиды (вверху) походили на таких плотоядных общественных животных, как львы и гиеновые собаки. Возвращение с небольшой тушей к самкам и детенышам, как делают гиеновые собаки, или совместное поедание крупной добычи, как делают львы, колоссально увеличивает эффективность охоты, поскольку в результате съедается все мясо, добытое с таким трудом, и можно не тратить усилий на сохранение добычи
Эти системы заметно отличаются от иерархий доминирования у многих приматов. Выбрав ли в поисках модели сообщества гоминидов генетически близких к ним шимпанзе или же экологически близких к ним павианов, в любом случае мы сталкиваемся с доминированием как определяющим фактором в жизни общества. В какой-то период сообщество гоминидов, несомненно, должно было строиться на доминировании. Но для того, чтобы стать преуспевающим охотничьим сообществом, оно должно было претерпеть изменения. Дэвид Пилбим полагает, что агрессивное поведение самцов-гоминидов по отношению друг к другу начало исчезать в результате становления системы брачных пар. Он, кроме того, считает, что возникновение начатков языка — то есть более сложной формы общения, позволяющей передавать не только эмоции, — должно было способствовать установлению большего доверия, понимания и сотрудничества между индивидами. Развитие языка, говорит Пилбим, "впервые открыло бы приматам выгоду неагрессивных форм поведения и тем их укрепило бы. Доминирование перестало бы означать максимум выгод".
Это довольно спорный момент. Утверждение Пилбима подразумевает очень раннее появление языка — возможно, даже во времена австралопитеков. Другие специалисты не соглашаются с этим. Они не отрицают, что язык может умерять агрессивное поведение — выругаешь кого-нибудь или пожалуешься вместо того, чтобы стукнуть его дубинкой, — но не признают, что язык был необходим для стимулирования развития неагрессивных форм поведения. Такие формы поведения, утверждают они, явились результатом зарождения семьи, разделения на постоянные пары, долгой связи матери и детеныша, а также дележа еды; причем все эти факторы действовали задолго до возникновения языка. Далее, утверждают сторонники этого мнения, мозг австралопитека недостаточно велик для того, чтобы обеспечить способность говорить. По их мнению, речь (исключая звуки, передающие эмоции вроде испуга, ярости, боли или удовольствия) оставалась вне физических возможностей гоминидов вплоть до появления человека прямоходящего миллион с лишним лет назад.
Гиеновые собаки делятся с пищей, отрыгивая ее перед щенками
Три львицы и лев вместе поедают добычу, убитую в ручье
Охотящийся в одиночку леопард оберегает добычу, втаскивая ее на дерево
К тому же умение говорить, возможно, древним гоминидам и не требовалось. Истинная ценность речи (помимо огромного стимулирующего воздействия, которое она оказывает на развитие мозга) заключается в том, что речь позволяет передавать всевозможные оттенки смысла с несравненно большей глубиной и широтой, чем жесты и звуковые сигналы. Впрочем, эти последние по-своему богаты и обеспечивают высокую степень общения у таких животных, как шимпанзе. И хотя мы можем предполагать, что австралопитеки знали больше шимпанзе, а потому потребность в общении у них, возможно, была сильнее, насколько она была больше, сказать трудно. Как и все остальное, начатки языка складывались долго и постепенно, и даже сумей мы точно воссоздать то, что происходило в действительности, — вещь заведомо невозможная, — оказалось бы, что провести грань между серией очень выразительных и несущих четкий смысл звуков и истинной речью мы не в состоянии. Попросту говоря, мы не знаем и никогда не узнаем, как и когда возник язык.
Поскольку проблема эта опирается на одни предположения, обойдем ее, согласившись с разумным замечанием Шаллера, что во время охоты нужды в речи нет никакой. Охотящиеся хищники между собой не общаются. Более того, некоторые из них охотятся ночью и выслеживают добычу, что требует соблюдения полной тишины и затрудняет зрительное общение. Гиеновые собаки охотятся днем, но также не издают никаких звуков, если не считать редкого короткого лая, который помогает стае держаться вместе. Другие сигналы не требуются, так как преследование происходит на виду у всей стаи.
Поскольку низшие и человекообразные обезьяны ведут дневной образ жизни, Шаллер (как, собственно говоря, и все остальные ученые) считает, что древние гоминиды также охотились и разыскивали падаль только в дневные часы. Это абсолютно логично. Начать с того, что ночь полна опасностей: маленький гоминид, разгуливая после наступления темноты, почти наверное стал бы жертвой какого-нибудь ночного хищника — саблезубой кошки, льва, леопарда или гиены. Далее, гоминиды были на редкость зоркими. А если, как мы считаем, они уже стали двуногими, то, выпрямившись во весь рост, видели очень далеко и к тому же были способны покрывать большие расстояния. Отсюда следует, что они внимательно следили за тем, что происходило вокруг, и значительную часть своего времени посвящали поискам падали. Они не умели бегать с такой быстротой, которая требуется, чтобы загнать крупную дичь, и, вероятно, предоставляли это гиенам и гиеновым собакам, а потом, оглушительно крича, подбегали к туше и отгоняли удачливых охотников. Слабых или старых животных они, вероятно, загоняли сами.
Выдвинув свои пять четких пунктов, характеризующих плотоядных общественных животных, Шаллер благоразумно этим и ограничился, указав только, что у них существует много охотничьих приемов и что в настоящее время невозможно установить, какими из них пользовались гоминиды — если они ими вообще пользовались — и даже по-разному ли охотились разные гоминиды в разные периоды своего существования. Тем не менее напрашиваются соблазнительные аналогии. Чрезвычайно соблазнительные — и Шаллер решил на несколько дней превратиться в австралопитека, чтобы поточнее установить, на что они, возможно, были способны, а на что нет.