Недоступная тайна
Шрифт:
Проводница спального вагона узнала на фотоснимке пассажира, который вместе с дамой оставил вагон на станции Соколики.
Доктор Поляков, которому был показан не только снимок мужчины, но и фотокарточка Алевтины Ионовны Пустовой, без колебаний заявил: именно эти фотографы-натуралисты интересовались его жилищем.
Из Москвы, куда тоже были направлены фотоснимки, сообщили, что в числе доцентов биолого-почвенного факультета Московского университета подобных личностей не имеется.
Был поздний вечерний час.
Полковник Ивичев сидел
В дверь постучали.
— Войдите!
Это был лейтенант Томов. Ивичев сразу заметил озабоченное выражение на его лице.
— Что случилось?
— Свиридову приказано свернуть рацию. В течение ближайших вечеров из дома никуда не отлучаться. Дубенко при всех условиях держать при себе, — сказал Томов.
Ивичев нахмурился. Помолчав, он тихо проговорил:
— Похоже на то, что их собираются одним ударом прикончить. Вот что, лейтенант. Разыщите Бахтиарова, Гаврилова и вместе с ними сюда!
Болото зашевелилось
А в это время в столовой дома на Речной улице Пустова в шелковом голубом халате угощала Шкуреина чаем. Сама она сидела несколько поодаль от стола, ни до чего не дотрагивалась. Шкуреин, навалившись грудью на край стола, жадно поедал сладости, запивая чаем.
Покачивая ногой в черной лакированной босоножке, Пустова насмешливо следила за Шкуреиным, его жующим и чавкающим ртом.
— Вы, Гермоген Петрович, совершенно не знаете красивой жизни, — наконец надменно сказала она. — Хотя ваше имя и отдает историей, не обижайтесь, вы — мутненький экземплярчик. Конечно, каждый может взлететь в зависимости от подъемной силы своих крылышек…
— Золотые ваши слова, Алевтина Ионовна, — проведя по губам носовым платком сомнительной свежести, подобострастно ответил Шкуреин. — Беда моя в том, что я поздно встретил на своем пути таких колоритных людей, как вы и ваш кузен…
— Если так, то и держитесь нас. Что особенного, если вас где-то у вокзала избили? Полет по жизни требует жертв, как земля влаги!
Шкуреин встал, подбежал к Пустовой и, склонившись, поцеловал ее руку.
— Теперь, Алевтина Ионовна, любое испытание, любой страх выдержу, — сжимая в своих руках пухлую руку Пустовой и преданно глядя ей в глаза, проговорил он. — Я преклоняюсь перед вашим кузеном, — он метнул почтительный взгляд на плотно закрытую дверь, ведущую в глубину дома. — Ваш кузен — выдающаяся личность! Я преклоняюсь и перед вами, Алевтина Ионовна…
И только Шкуреин вторично присосался сладкими губами к руке Пустовой, прозвучал резкий звонок. Вырвав руку, Пустова вскочила и с испуганным лицом метнулась за дверь, на которую только что так уважительно смотрел Шкуреин.
Внезапно рассекающий тишину звон в этом доме приводил его в трепет. Он все еще не мог привыкнуть к этим звонкам, хотя они означали только одно: хозяин вызывает к себе Пустову.
Шкуреин подошел к столу и, посматривая на дверь, воровски схватил из коробки несколько шоколадных конфет. Трясущейся рукой он отправил их в рот и, выпучив глаза, торопливо стал запивать остывшим чаем. Насладившись, Шкуреин взял еще пригоршню конфет и сел на диван. Поспешно жуя, он не сводил глаз с двери, за которой скрылась Пустова.
Что происходило в глубине дома, Шкуреину знать не полагалось. Ему разрешено было находиться только в столовой, на кухне и в отведенной для него маленькой комнатушке с единственным окном. Но даже и с такими ограничениями Шкуреин мирился. Временами жизнь в доме Пустовой ему казалась вершиной мечты. Во всяком случае он предпочитал больше отсиживаться под крышей этого дома, нежели мотаться по улицам города. Не избалованный комфортом, лишенный бытового уюта, Шкуреин обстановку в доме Пустовой считал великолепной и за последние дни нет-нет да и ловил себя на мысли навсегда остаться тут. Но это были пустые мечтания. Он все же понимал, что все это благоденствие ненадолго. Здесь ничему нельзя верить. Выдумка, что хозяин — двоюродный брат Пустовой. Скорей бы все кончилось! Скорей бы получить обещанные деньги и навсегда покинуть эти края. Тут Шкуреину пришла в голову мысль: не мешало бы поживиться у Пустовой. У этой хитрой жирной женщины определенно водятся деньги и, вероятно, большие. Только бы успеть все разнюхать…
Дверь неслышно открылась, и показалось злое, с раздувающимися ноздрями лицо Пустовой.
— Идите к нему! — глухо приказала она.
Шкуреин поднялся и направился в открытую дверь. Пустова подталкивала его в спину, и он не заметил, как, пройдя каким-то слабо освещенным коридором, подошел к большой двери.
— Да, да, — раздалось из комнаты.
Пустова открыла перед Шкуреиным дверь, а сама, оставшись в коридоре, приникла ухом к замочной скважине.
Вытянув ноги и откинувшись на спинку кресла, хозяин быстро направил на Шкуреина свет настольной лампы, затеняя остальную часть комнаты.
— Ближе! — выкрикнул он, и брошенный его ногой стул, проехавший по гладкому полу, больно ударил Шкуреина по правому колену.
Робость, испытываемая в эти мгновения Шкуреиным, была настолько велика, что, перестав ощущать ушибленную ногу, он торопливо опустился на краешек стула, не решаясь потеснить груду газет, занимавшую часть сиденья. Наконец он все же взглянул на хозяина. Таким страшным его лицо он видел впервые.
«Что-то должно произойти…» — тоскливо подумал Шкуреин, отводя взгляд в сторону и сжимая руками начавшие предательски дрожать колени. Глаза его освоились с полумраком и различали на светлевшей в глубине стене две черные заплаты тяжелых оконных штор.
— Сегодня вас никто не бил? — прозвучал насмешливый вопрос.
— Н-нет, — опуская к полу глаза, тихо ответил Шкуреин.
— Скоро мы расстанемся, — неожиданно заявил хозяин. — Еще одно задание. Надеюсь, вы с ним без труда справитесь…
Шкуреин снял руки с коленей и облегченно вздохнул. Грозы, кажется, не будет. Он облизнул пересохшие губы и поднял глаза, намереваясь спросить о характере последнего задания. Но, видя, что лицо хозяина продолжает оставаться по-прежнему страшным, подобострастно сказал: