Недотрога для Сурового
Шрифт:
– Угощение? – возмущённый вопль срывается с моих губ, и я пыхчу как паровоз. – Знаете что? Берите-ка своё угощение и катитесь вместе с ним куда подальше…
– Что, не можешь принять тот факт, что кто-то безвозмездно может захотеть позаботиться о тебе? – говорит почти грубо. – Безо всяких намёков, подтекстов и так далее? Еда, Юля. Это просто еда. Ты сказала, что экономишь, я могу себе позволить…
– Нет, не можете. Нельзя просто подсовывать свои продукты в чужие пакеты. Это… это некультурно! – заявляю ему.
– Значит,
Он отпускает меня так же резко, как схватил. Отлично! Ещё и я крайней оказалась!
Я поджимаю губы, раздумывая, как поступить. Что-то подсказывает мне, что мужчина не шутит. И не примет назад свои покупки. А выбросить хорошие продукты у меня в жизни не поднимется рука. И мне не остаётся ничего, кроме как забрать их с собой. Можно, конечно, оставить пакет у него под дверь, да проку от этого будет мало. Если только…
– В восемь. У меня. – требовательно говорю соседу, намекая, что возражения не принимаются. – Сегодня я угощаю вас ужином.
Когда по дому разливается трель звонка, я быстро сбрасываю фартук, пристраивая его на крючке, приглаживаю волосы, устремляя быстрый взгляд на своё отражение в глянцевой поверхности кухонного гарнитура и кидаюсь открыть дверь.
Я нервничаю. С одной стороны, меня волнует, понравится ли Сергей Дмитричу моя стряпня. С другой – на кой чёрт я вообще его позвала? Глупая я, глупая! И язык мой глупый!
Я распахиваю дверь настежь и с удивлением смотрю на мужчину. Нет, я, конечно, принарядилась к ужину: в спортивках встречать гостя мне показалось как-то нелепо, в джинсах – чересчур по-простецки, вот и надела простенькое чёрное платье в белый горошек. Но мой сосед явился в безукоризненно выглаженном костюме, белоснежной рубашке и даже с букетом вызывающе-красных роз.
Они бросаются в глаза первыми. Слишком яркие. Целая охапка. Навскидку штук 25, не меньше. Меня смущают цветы в мужской руке. Чувствуя, как начинают гореть мои щёки, отвожу взгляд и натыкаюсь на упаковку клубники, которую он держит в другой руке, и зажатую в подмышке бутылку вина.
– Добрый вечер, Юля, – с улыбкой говорит Сергей Дмитрич, и я киваю вглубь дома.
– Проходите, пожалуйста.
– Спасибо. – Мужчина в один шаг достигает меня и протягивает цветы. – Было бы крайне неловко явиться к тебе с пустыми руками. Возможно, по правилам этикета воспитанным мужчинам не принято дарить розы столь очаровательным и юным особам, но раз уж мы уяснили ранее, что я не очень культурный, то на большее моей фантазии не хватило.
– Они великолепны, – чуть обиженно заверяю его. Слова Сергей Дмитрича звучат настоящей издёвкой.
Я перехватываю у него букет, утопая лицом в крепких головках с прохладными лепестками. Дивный аромат нравится мне, и я улыбаюсь. Но вмиг становлюсь серьёзной, натыкаясь на внимательный
– Ещё я прихватил бутылочку вина и десерт, – заканчивает он.
– Спасибо. Это чудесно.
Я провожу гостя в кухню, где уже накрыт стол с нехитрыми угощениями.
Пока я ищу вазу, Сергей Дмитриевич находит в шкафах штопор и бокалы. Я наполняю высокую стеклянную посудину, наблюдая, как длинные и толстые пальцы с ловкостью справляются с пробкой, как в бокалы струится тёмно-бордовая жидкость.
Он выставляет бокалы рядом с напиши тарелками, ставит на край стола початую бутылку и подносит мне цветы, устраивая их в вазу.
Его руки ложатся на прозрачное стекло рядом с моими. Задевая мои. Микроразряды тока ударяют по коже и струятся по венам. Меня кидает в жар и пробирает озноб. Сердце устремляется ввысь, к самому горлу, затрудняя дыхание, и я, кажется, так и раскрываю рот. Словно маленькая, глупая рыбка.
– Давай помогу, – улыбается мужчина, ловко выхватывая из моих рук вазу.
Он пристраивает её по краю стола, рядом с бутылкой, и поднимает на меня взгляд.
– Прошу, садитесь, – киваю ему, и мужчина выбирает себе одно из двух мест.
Я извлекаю из духовки блюдо, которое оставила в тепле до прихода гостя, и выставляю его в центр стола. И с волнением устраиваюсь напротив соседа.
– За прекрасный вечер? – поднимает он свой бокал.
Я легонько ударяю по его бокалу своим и делаю нервный глоток. Не представляю, как вынесу этот ужин, если от смущения мне хочется провалиться под землю и кусок не лезет в горло!..
После лёгкого овощного салата и брускетт, которые сделала на скорую руку из тёртого сыра, яиц, чеснока и помидоров, я подаю спагетти с томатным соусом и куриные рулетики с морковью и луком. Всё очень простое, совершенно не изысканные блюда, к каким, как мне кажется, привык Сергей Дмитрич.
Но лицо он не кривит, пробует с изрядной долей любопытства и предвкушения. Когда он отправляет в рот первую вилку макарон и надрезает ножом рулетик, я задерживаю дыхание.
Никогда прежде я не готовила для мужчины. Да и, в целом, за всю жизнь готовила всего для трёх человек, одним из которых была я сама, вторым – мама, третьим – Ленка. И никому из них до этого не приходило в голову критиковать мою готовку. Даже Ленке, привыкшей питаться ресторанной едой. Но сейчас я близка к панике.
Сергей Дмитрич медленно жуёт, отпивает глоток вина, вытирает рот салфеткой.
– Ничего вкуснее в жизни не пробовал, – говорит наконец.
Чувствуя облегчение, залпом осушаю остатки в бокале и говорю:
– Ой, да ладно вам! – с усмешкой закатываю глаза. – Уж наверняка в мишленовских ресторанах готовят куда лучше, но за комплимент спасибо. Очень мило с вашей стороны, Сергей Дмитриевич!
– Вот же маленькая язва! – по-доброму усмехается он в ответ. – Просто вынуждаешь меня… ну, ладно, сама напросилась.