Неестественный отбор

Быченин Александр Павлович

— Эй, Дэнни! Buongiorno, fratello! Как дела?

— Твоими молитвами, Луиджи, твоими молитвами! Стейк?

— Не, лучше пасту, — нарушил традицию нарисовавшийся сосед. Плюхнулся на диванчик напротив, откинулся на спинку, расслабленно вытянув ноги. — Уф, замотался сегодня! Столько дел, столько дел! И всюду успей, везде проконтролируй, где надо подмажь. И все сам, все сам! Mia madre! Не поверишь, Дэнни, нормального помощника уже полгода найти не могу! Одно ворье, или вопиющая некомпетентность. Даже не знаю, что делать.

— Может, планку снизить? — хмыкнул я.

Луиджи Монтанари относился к тому типу людей, что возвели в абсолют принцип «хочешь сделать хорошо — делай сам».

— Ну, уж нет! Хочешь меня по миру

пустить?!

— И в мыслях не было. Просто сегодня ты особенно хреново выглядишь. Смотри, загонишь сам себя, и хорошо, если только в клинику.

— А, ерунда! Лучшее лечение — работа. И прибыль.

— Ну-ну…

— Что будете заказывать, мсье Монтанари? — материализовался у стола Маню. — Как обычно?

— Нет, сегодня пасту, con frutti di mare, per favore.

— Да, мсье, — не моргнул глазом бравый официант.

Видать, не в первый раз его Луиджи озадачил.

— Ловишь момент, Лу?

— В смысле?

— Пасту тебе с морепродуктами подавай… мажор!

— А чего такого? — удивился тот. — Конечно, дороже, чем на шарике, но все равно по-божески. И особенно тут хороши cozze… как это по-английски… мидии, вот.

Хм. Да, тут я стормозил. Просто припомнил цены в ресторанах Нового Оймякона, где можно было отведать морских деликатесов с Терра-Нова. Местные колонисты уже полвека как поставили на поток разведение всяческих головоногих и беспозвоночных, вывезенных со Старой Земли, и неплохо на этом поднялись. А устриц можно было отведать только здесь, потому как они традиционно употреблялись в живом виде, что делало импорт в иные миры хлопотным занятием.

— Передай господину Анри привет, — снова переключился напарник на Маню. — И мое пожелание — чего-нибудь легкого и романтичного, будто я в кафешке у моря, продуваемой всеми ветрами, и рядом прекрасная девушка.

Я хрюкнул, едва сдержав смех, и Луиджи немедленно среагировал:

— Не говори ему, что вместо девушки тут грубый мужлан Новикофф.

— Да, мсье.

— И вина, белого, на выбор Анри.

— Да, мсье. Что-нибудь еще? — повернулся ко мне официант.

— Нет, мне достаточно.

Маню изобразил короткий поклон, щелкнув для пущей аутентичности каблуками, и испарился.

— Грубый мужлан? — ухмыльнулся я, глянув на безмятежного соседа по столику. — Спасибо, жалкий итальяшка.

— А вот расизма не надо! — погрозил тот пальцем. — Я же тебя не обзываю диким русским…

— И зря.

— … так что имей хоть каплю уважения к выбившемуся из сил потомку гордых римлян!

Ха, была бы у него сейчас вилка, он бы ей отсалютовал, наподобие гладиуса. А так просто пальцем мне едва в глаз не ткнул. Хохмач, блин. Собственно, за это и ценим. Кто другой бы уже на грубость нарвался.

— Сколько народу сегодня облапошил? — лениво поинтересовался я.

— Облапошил?! Я?! — Луиджи всплеснул руками и возвел очи горе. — Я тебя умоляю, Дэнни, где я, и где облапошил?! Если только меня надули! Так и норовят обсчитать бедного торгового агента! А ты изволь к каждому мошеннику относиться, как к самому уважаемому клиенту! Оближи с ног до головы, в термы с ним сходи, если нужно — пожертвуй собственной честью из-за куска мыла, но чтобы ни один покупатель с крючка не сорвался!

— Что, опять начальство наехало?

— А чем ему еще заниматься? Знаешь, Дэнни, у меня складывается впечатление, что чем выше сидит начальник, тем он дубовее. Возможно, идиотизм — главный профессиональный признак.

— Не ты первый, не ты последний, — пожал я плечами.

— Что-то ты груженый какой-то, Дэнни. Ну-ка, колись, что стряслось?

— Да вроде ничего… наоборот, контракт нарисовался, выгодный.

— Значит, на личном фронте!

— Да нет…

Стоп! Как это нет?! Очень даже да! Так вот что меня с утра гложет! Пока Биржу шерстил, отвлекся, а тут расслабился, да еще вискарика на грудь принял, и опять навалилось. Национальная особенность —

подшофе изливать душу малознакомым людям. Но я, вообще-то, еще не в кондиции, хоть Луиджи и свой в доску — я с ним еще в прошлый наш визит на Терра-Нова познакомился, здесь же, в «Клубе любителей…». Жизнерадостный ярко выраженный итальянец моих примерно лет оказался куда симпатичнее многих завсегдатаев, и мы с ним легко нашли общий язык. Благо и конкурентами не были — он, как уже упоминалось, трудился в региональном дилерском центре известного производителя керамики. Сошлись мы с ним накоротке, даже через какое-то время в делах амурных совета друг у друга спрашивать начали. Луиджи себя серьезными отношениями не обременял, предпочитал, как он выражался, «попробовать как можно больше десертов, прежде чем перейти на чиабатту», а потому постоянно находился в свободном поиске. Опыта ему было не занимать, но вот утонченности, по его собственному признанию, не хватало. Он и подсел ко мне в первый раз, потому что принял за чопорного англосакса и вознамерился вызнать, как у этой нации обстоит с обхаживанием фемин. Я его поначалу разочаровал: виданное ли дело, у русского учиться обольщению?! Но потом разговорились, я вспомнил пару любопытных историй из студенческого прошлого — был у меня одногруппник-француз, большой любитель этого дела — и с тех пор мы начали приятельствовать. Доприятельствовались до того, что я ему про Асти рассказал. Вернее, проболтался по пьяни — выпить синьор Монтанари был не дурак, хоть и предпочитал вина крепким напиткам. Но тогда, месяца четыре назад, дела на личном фронте просто шли ни шатко, ни валко. А сейчас я вообще перестал понимать, что происходит. И, оказывается, крепко по этому поводу нервничал. Ревную, что ли? Знать бы еще, к кому. И, самое главное, в единственном экземпляре, или там уже целая футбольная команда?

— Что, угадал?

Луиджи принял у Маню тарелку, пригубил вино, кивнул — мол, порядок, и продолжил, дождавшись, когда официант дематериализуется:

— Это ты зря, Дэнни! Не грузись. Слава Олимпийским богам, половина человечества — женщины. Выбор широчайший, так что не расстраивайся. Пошли в клуб, в конце концов! Я знаю шикарное местечко, «Астероид» называется. Там сегодня ди-джей Суперсоник выступает. А еще ходят слухи, что эмси Николя на огонек заглянет.

— Кто все эти люди?!

— Да ты что, совсем в своей России одичал?!

— Причем тут Россия? Я с Нового Оймякона.

— Один хрен! — отмахнулся Лу. — Это же звезды сектора! Во всех хит-парадах их песни из первой пятерки не вылезают! Это надо видеть, вернее, слышать!

— Рэпперы, что ли?

— Электронщики.

— Не, лениво.

— Да ладно тебе, Дэнни! Пофиг музыкантишки, ты только представь, сколько там belle ragazze соберется! Можно на выбор брать! Тебе сейчас не помешает. Ты же со своей разосрался, как я понял? Scusa, l'amico.

— Грубо, но близко к истине, — кивнул я. — Правда, не скандалили…

— Но она тебя динамит, — уверенно закончил мою мысль Луиджи. — И всякий бред вроде «будем друзьями» несет. И вообще, настаивает на личной свободе, типа, я тебя не ограничиваю, но и ты ничего не требуй.

— Откуда ты знаешь?

— Да проходил уже, и не раз. Ты ее любишь?

Хм… вопрос, что называется, на засыпку.

— Ладно, можешь не отвечать, — выждав для приличия несколько секунд, хмыкнул сосед. — Сам еще в себе не разобрался. И это хуже всего, fratello. Если бы ты сразу сказал «нет», я бы в тебя насильно влил стакан-другой твоего любимого пойла и уволок в клуб. Или если бы ты столь же уверенно сказал «да». Потому что, как показывает опыт, в таких случаях все ясно — ты выдаешь желаемое за действительное. Однако глубокая скорбь, проступившая на твоем челе, символизирует обратное. Влип ты, старичок. Тут ничего советовать не буду. Но в клуб все равно пошли, мне поможешь. Я на контрасте с тобой отыграю.