Неформат. Тюрьма
Шрифт:
– В общем так, Иваныч, – подвел я итог, – предъявить что платить более не будете должны вы. Так правильнее будет. Ну а там – наш базар, как порешим так и будет.
– Мужики, мы поможем, честное слово – поможем, – на прощание сказал Иваныч и, как тень, прошелестел к своим.
– Что делать-то будем, братва? – спросил я. Гринпис уже проснулся и доставал из баула чай, – Че? Че? – буркнул он, – заебало на голодняках сидеть, свое брать надо… – И пошел ставить чифирбак.
– Молодец, однако, отлично слился, – проговорил Лесик.
– Да ладно, после проверки начнем кач, – говорю я ему, а сам беру
Все как обычно, "час добрый" и все в таком духе, запечатываю, но запаивать не стал. На хрена? Это пусть вон арестанты делают, напишут всякую хрень, запаяют в целлофан (напишут, по зеленой, без запала, сопроводиловку пустят), в маляве, если выкинуть пол листа (час в радость, ходу пароходу, жизнь ворам, и прочей ебурги), просьба – поделится табаком да чаем. Дурдом – одно слово. Отдал дорожникам, они тусанули в кабуру. В общем, есть время до ответа. Перебираю в памяти кого и где встречал по боксорям. Выходило нас примерно поровну, что вояк что блатарей. Но качественный состав то у нас покруче будет. Это не бичей щемить, тут на ответку нарваться можно в легкую. Ужин. Первыми рванули двое из красного угла, типа порешать с бландером важные вопросы, хотя на самом деле клянчили погуще да побольше.
– Сапер, тебе брать? – Спросил Гестапо.
– Бери! Чего уж там? Жрать то надо, – без энтузиазма ответил я. Жду ответа, черт, как тянется время….
Каша неплохая, есть можно, если покрошить бульенный кубик, что мы и делаем. Хлеб и сахар мы получили утром, так что не паримся.Не успел закончить ужин, как позвал дорожник, – Сапер иди, тебя к кабуре!
Подхожу, сажусь на шконарь, до проверки еще время есть (на время ее замажут, и все будут делать вид, что ее нет, таковы правила игры, ничего не поделать).
– Уру-ру, братишка, – говорю в отверстие.
– И тебе не хворать, – доносится в ответ. – Там я отписал тебе, а по теме скажу – мы с тобой, если че, маякуй.
– Спасибо, брат. Все понял. Расход, пока…
Я вполне удовлетворен. Ну, ждем вечера. Проверка прошла быстро, новая смена пересчитала всех в коридоре, потом спящих, лениво постучала киянками по шконкам – всё, все в камеру, шоу отменяется.
Но у нас по плану только начало.
Блатные шепчутся в углу, значит Иваныч объявил о прекращении платежей. Ладно, ждем. В воздухе просто физически ощущается напряжение, мужички испуганно жмутся и косятся в нашу сторону. Даже привычные нарды за общаком и то отдыхают. Гестапо улыбается, Шах прячет заточку в рукав.
– Сапер, тебе!.. – зовут с дороги. Подхожу, точно, малява от Мастера, из под паруса, натянутого в проходняке блаткомитета, слышно шушукание. Возвращаюсь к своим друзьям.
Читаю: "час добрый, парни", – писал Мастер, – "мы обсудили, перетерли, давайте будет по-нашему: дорогу мы возьмем под себя, в осужденке под нами, тоже наши, за транзит не знаю, но они не полезут, в общем, жгем пацаны".
Передаю маляву парням, те молча перечитывают.
– Ну? – спрашиваю я их.
– Замес будет, Сапер…
– Это хорошо, – вдруг выдает Лесик.
Гринпис, держит в руках кружку с чаем и как-то неуверенно говорит, – завалить надо хоть одного, а так пустое будет…
Ладно, нас пятеро, спина к спине и понеслась….
– Во блин, их этому цирку обучали что ли? – ворчит Шах.
– Бродяги, на сход! – это Костик созывает всех, – Тут тема за общак. Вы, как порядочные арестанты… – И тут все смешалось.
– Хорош базлать, давай по делу! – обрывает его Шах, – Если предьявы есть, то кати, а то че, как целка, крутишся? – Это Шах выходит на центр пятака перед общаком.
– А ты чего барыг подводишь под молотки? – из-за паруса выходит Мотыль, длинный сухой, зечара.
– А с хуя ли. Теперь мой черед, парни сами решили, общак то – дело добровольное, или я не прав?
– Они – барыги.. – с презрением начинает Мотыль…
– И чего? – перебиваю его я, – теперь доить их можно?
– Они должны помогать порядочному люду…
– Слышь, Мотыль, ты что ли порядочный? Когда хата на голяках сидела, вы там, как мыши, чай пили и Винстон курили, а на общак две пачки Примы и весь хуй до копейки? Я не прав, мужики? – Обращаюсь я к хате, хотя прекрасно понимаю, что никто из них не впишется (стадо, че с него взять).
– А те че, больше всех надо? – начинает Мотыль…
– Да! Мне надо, потому что вы – уроды, вы тут козлов из хозбанды хаете, а сами готовы жопу лизать им. А почему, Мотыль, знаешь? Потому что мужики на вас и ваши порядки хуй ложили, и если кто по УДО соскакивает, то это его дело, и не морда он УДОшная, а мужик. Это вы по темноте к операм бегаете, друг друга сдаете, вы – крысы, сами через жопу УДО зарабатываете, сами слаще морковки ничего не ели. Блатные, в жопу заводные, шерсть ебаная.
Все, рубикон пройден, обратного хода нет. Блатные встали..
Мы впятером стояли напротив, блатные понимали, задний ход – не вариант, но и в драку вмешиваться не резон, так как напротив них стояли не запутанные базаром барыги или мужики, по глупости севшие, а парни, прошедшие огонь горячих точек, которым плевать было на них и на последствия с большой колокольни. Стояли и ждали момента, чтобы разорвать эти пропитые рожи, на чьей совести загубленные жизни простых людей, казалось от них исходил гнилостный запах тления. И этот момент настал, спонтанно, как всегда и бывает.
– Ты че?! С тебя спросить надо! – заявил Мотыль. И тут, как-будто что-то лопнуло… С криком – бей! – со всей злостью бью его в лицо. "Сука, только б об зубы не поранится, гнить будет, сука…" – от этой мысли почему-то появилась ярость и бью его уже головой. Краем глаза вижу визжащего Костика с заточкой, он кидается на Гринписа, – ох зря! – уже не видя, я слышу глухой хруст (Грин просто, как учили в славной армии российской, сломал ему руку), трое блатных, чьи имена и погоняла мне были безразличны, по сути, превратились в отбивные. Шах, держа за кадык хрипящее тело оппонента, все порывался толи убить его толи просто покалечить (судя по мечтательному лицу, явно не решил еще). Лесик с Гесом забили ногами двух своих на шконарь, и вытащили на центр хаты баулы с так называемым общаком. Я бросаю Мотыля, и командую – Ша, парни, отбой, однако! Курить бросать надо, одышка, мать ее еб. И в это время свистит в руке Гестапо справедлив (железный прут, от шконки), позади стон – оборачиваясь вижу Мотыля, схватившегося за руку, – на бетонном полу лежит заточенный кусок электрода.