Неформат. Тюрьма
Шрифт:
– Да… – Прошептало существо.
– Ты же по сто второй сюда прибыл, мужичка пьяного со своей кодлой с пятого этажа выкинул? – продолжал Шах. Историю эту мы знали. Это восемнадцатилетнее летнее чмо, в компании таких же дебилов, в подъезде пили пив, а баба с пятого этажа не пустила мужика домой из-за крайней степени опьянения последнего. Тот и прикорнул у двери. Эта свора решила поразвлеться, об голову мужика было разбито две пивных бутылки и его скинули с пятого этажа, предварительно облив бензином и примотав тлеющую тряпку.
– Ну ты что, лоб-то в поклонах не разбил, еще? – продолжает продолжать Шах, – ты что думаешь, чмо вонючее, тебе скощуха будет?
– Не факт! – перебиваю я Шаха, – пидоры они наглые… А вообще ты прав, у нас верят в Бога либо в больнице, либо в тюрьме, а выйдет и забудет это все, и по новой. А че, работать мы не умеем, да и не хоти… Правда, Бензин?
– Щас маман его носится и всем пиздит, какой у нее сынок славненький, – подхватывает Гестапо, подходя с круголем чифира, – и помогал, и мусор выносил…
– И бабушек через дорогу переводил, – продолжает Шах, – а то, что у мужика то же дети, и дома жрать теперь не хуй, так это же мелочь, да Бензин?
Тот молчит, лишь, как волченок, зыркает из подлобья на нас и столько ненависти в этом взгляде, что мы физически это ощущаем. Не знаю сколько могло это длиться но…
– Повстанцы! По очереди, на выход!
– раздалось от дверей.
"Началось", – подумал каждый из нас, – ни минуты покоя, куда ЗК бедному податься?.."ТЮРЬМА.
– Ладно, посмотрим! – иду первый, меня доводят до козлодерки, там майор высокий худой и с длиннющими усами.
– Садись не стой, – он показывает на стул, ждет, когда я присяду и продолжает, – я начальник хозотряда, поэтому мне нужны люди, а не шлоебень, что малявы да груза таскает, профессии есть?
Через час довольно мирной беседы, причем на производственные темы, мы расстались довольные друг другом. Но в камеру попасть не удалось, так как конвойный, как-то хитро улыбаясь, повел меня через множество локалок и коридоров и в конце концов мы оказались у обитой черным дермантином двери. Там встречал меня уже знакомый начальник местных оперов.
– Здорово, повстанец, – как-то игриво приветствовал он меня, – Водки хошь?
Я отрицательно мотнул головой.
– И правильно, ханка – зло, – усмехнулся тот, а теперь по делу, слушай меня…
По всему выходило, что пресс-хату будут раскидывать и пара элементов с этой квартиры заедет к нам, поэтому просто так не бить, не опускать и по возможности не трогать.
– Хотя там парни конченые, пробу ставить негде, поэтому если что, я не огорчусь, – подвел итог начопер.
– И вообще, они – отработанный материал, хотят много, так что думай, вояка, чтобы тоже не стать отработанным…Все! До хаты дуй и своим передай, людей я вам подкину, с этапа неплохой контингент везут. Давай, короче! – напутствовал он меня напоследок.
Пока меня вели, я несколько раз встречал конвоируемых зека, и определял кто есть кто. Многие с потухшим взглядом, это мужики, что по пьяни влетели, им то точно фемида наша отвесит по полной. Но раз встретился блатарь с пакетом в руках, я усмехнулся: "Сто пудово сейчас будет в хате чесать, что, мол, у адвоката был, и приболтал оного так, что адвокат, как шавка, на цырлах ему грев таскает". Хотя все проще – у опера был, сученок, где за ништяки и барабанил, как заяц в цирке.
И это тело еще чешет про понятия. А самое смешное, что когда его возьмут за жабры, он будет метелить, что мол для дела общего старался. С такими мыслями я и приперся, вернее меня приперли в хату.
– У нас новенькие, – говорит Шах и кивает на пятак, где вышагивают два татуированных лысых тела.
–Знаю, Шах, знаю, они с пресс-хаты… – и вкратце перессказываю суть дела.
– И че?! И кто тут за хатой смотрит? – один из пары не выдержал и подошел к нам.
– Давай ты будешь, мне по хуй, – отвечаю я ему.
– Не, а че, братва, че тут у вас, мужички, как на воле, уважухи нет к бродягам вообще? – начинает один и крутит на пальцах с немысленными перстнями четки.
– Че по-китайски жопа, – спокойно поправляю я его, – ты давно ли с прессухи слез, про уважуху мне он чешет.
– Не, а ты че предъявить хочешь? Давай, че…
– Я тебе предъявку в гузно запихаю, слышь, ты… – по привычке пытается взять за горло Бабуин и все, падает, как озимые, ибо Гестапо, не мудрствуя лукаво, бьет его литровым фанычем по голове с такой силой, что у Геса в руке остается только ручка.
– Во блин, китайцы, бляди, на сварке экономят, – задумчиво говорит Шах, глядя на фаныч без ручки.
– Ну чего, разбора хотите? Будет, пошли! – Шах встает и выходит на пятак.
– Значит так, тишина, мужики и люд арестанский, вопрос тут есть до каждого. Все притихли и смотрят на Шаха.
– К нам два поца забурлили, они с пресс-хаты, ваше слово, мужики, как быть? Возникла пауза, но недолго.
– Пусть сами скажут, раздался голос.
– Не вопрос, давай говори, – Шах освобождает место на пятаке для второго. Тот выйти то вышел, но сообразить, что говорить и каков алгоритм действий он не знает. Да и не привык он говорить, одно слово – Бабуин. "Да, опер прав был – отработанный материал", – мелькает в голове.
– Ну, был нет в пресс-хате? – допытывается один из мужиков, если не изменяет память севший за убийство жены, по пьяни, а как же без нее.
– Ну… Был… И чего?.. Да я вам… Я сейчас… – вконец запутался прессовщик.
Шах же кует железо дальше, – мужики, что делать? Сколько он переломал порядочных людей? А сколько еще может? Я предлагаю въебать волка и весь хуй до копейки…Но тут ваше мнение.
– Спросить, как с гада! – кричит кто-то с верхнего шконоря, его поддерживают еще несколько голосов.
– Короче, братва, – Шах прекрасен, театр потерял трагика это точно. – Спросить, как с гада, погнали, и первый бьет его под дых ногой и понеслось. С гада спрашивают только ногами, поэтому народ оживился, каждый хотел пнуть и не важно, был он в пресс-хате, не был – не суть. Все проще, каждый хотел почувствовать наслаждение, что он может, он имеет право. О, великий стадный принцип, забить, затоптать, я – один из всех, я – часть целого, ату – ату. И, если бы тогда с блатарями мы проиграли, нас бы били с таким же наслаждением. Это – жизнь, нет личности, есть стадо, а стажу нужен враг, главное его дать, указать на него и все. Минут десять и окровавленный ошметок тела лежал в углу у дальняка, на старом вшивом матрасе. Второго же еще не оклемавшегося, взяв за руки и за ноги расскачали и жопой об бетонный пол, отбив все внутренности, по сути не жилец. Кое-как остановив толпу, мы передохнули. Толпа получила, что хотела и теперь она наша, вопрос надолго ли. Как тревожно было от ожидания нового смотрящего от блатных, тут неизвестно, как пойдет. Ухожу на дальняк, достаю трубу, набираю номер, уже знакомый голос, – Не убили еще там, дышат? Не ссы, нет в хате камер, просто просчитать вас легко, я же не первый год замужем. Че там?