Негасимое пламя
Шрифт:
Потребность творить присуща ему в той же мере, как и его взгляды на жизнь, как чувство вкуса и обоняния. Он не мог но писать: он был только наполовину самим собой, когда непредвиденные обстоятельства, вроде тех, что имели место недавно, отнимали у него время и возможность заниматься литературным трудом.
Удары, обрушившиеся на семью, окончательно истощили его текущий счет, и у него не оставалось денег, на которые он мог бы рассчитывать, пока не приспособится к жизни на случайные гонорары, а то и без них. Эта перспектива его особенно не тревожила: он не сомневался, что всегда сумеет заработать на кусок хлеба, и даже больше, свободным литературным трудом.
Отныне
Но этому предупреждению уделяют мало внимания. И в каком неведении до сих пор пребывают люди! Они не думают о том, что смертоносные радиоактивные частицы, рассеянные в атмосфере благодаря взрывам атомных и водородных бомб, могут причинить им непоправимое зло, подвергнуть длительным страданиям, изуродовать и сделать бесплодными целые поколения! Как невосприимчиво к опасности оказалось большинство людей! Им трудно поверить, что термоядерная война принесет почти всей планете смерть и разрушение! А ведь такая война может начаться, если только они не опомнятся и не приложат усилий предотвратить ее.
Постоянно размышляя над огромной задачей, которую он поставил перед собой, Дэвид пришел в конце концов к выводу, что писать статьи надо с большей силой и убедительностью. Он должен вывести людей из состояния апатии, заставить их понять, что сейчас поставлено на карту; пробудить в них желание подняться на защиту своих очагов и семей от опасности радиации и новой мировой войны.
Зная все мели и рифы, которые встретятся ему на пути, если он отважится выйти за дозволенные цензурой пределы, он все же верил, что может сделать свои статьи более действенными, чем они были до сих пор.
Каждое утро, заглушая ликование сердца равнодушным посвистыванием, Дэвид разбирал свои заметки, перед тем как сесть за стол у маленького грязного оконца и сосредоточить мысли на статье, которую он обдумывал накануне вечером.
В квадрате окна виднелся кусок улицы и облупившейся стены дома напротив. Сухая акация свешивала спутанную массу своих черных ветвей над уголком сада. Но лишь только статья завладевала его вниманием, Дэвид забывал о том, что происходит за его окошком: переставал слышать, как шумит улица, как перекликаются хозяйки с разносчиками товаров.
Если мысли его текли непрерывным потоком, легко и ровно ложась из-под пера на бумагу, он останавливался только затем, чтобы подыскать нужное слово или сделать более энергичным какой-нибудь оборот; тогда он закуривал трубку, обдумывая недающуюся фразу и, преодолев препятствие, сгова принимался строчить, спеша излить на бумаге переполнявшие его мысли.
Придвигая к себе машинку, чтобы перепечатать статью, он думал иногда о том, как хорошо было бы нажать кнопку звонка на столе и вызвать молоденькую нарядную машинистку из редакции «Диспетч», которая отлично печатала, свободно читая его неразборчивый почерк.
Упорно работая на своей машинке, он медленно и старательно выстукивал на ней двумя пальцами какой-то незамысловатый танец, что всегда его немного забавляло. Он мысленно поздравлял себя с тем, что добился практикой кое-каких успехов, приостанавливая работу только затем, чтобы ругнуться, когда круглолицые бесенята, называемые клавишами,
Усталый после напряженного утреннего труда, он вкладывал свою рукопись в продолговатый конверт и писал на нем адрес редактора одной из ежедневных газет, на которого он более полагался; после этого ему становился слышен отдаленный грохот уличного движения и глазам представала знакомая картина.
Однажды он увидел на мостовой стайку воробьев, чирикающих над свежим лошадиным навозом, от которого подымалась струйка легкого пара. М-с Баннинг и одна из ее соседок бросились прогонять воробьев. И тут же затеяли ссору из-за того, кто имеет право забрать это бесплатное удобрение для своих цветочных горшков и крохотных садиков. Повозки, запряженные лошадьми, давно уже стали редкостью в наше время, так же как и старые дома, перед которыми еще сохранились палисадники. Цены на землю сильно поднялись, и большинство домов более поздней стройки обросло террасами и ярусами этажей. На улице было пусто, и только женщины, выращивающие герань в цветочных горшках и палисадниках, оспаривали у воробьев щедрый дар проследовавших по улице лошадей.
Дэвид с улыбкой следил за этим столкновением. Недурно было бы, чтобы и на его рукопись, когда она попадет на стол к его собрату редактору в Сиднее или Аделаиде, набросились с таким же нетерпением, с каким эти воробьи на свою добычу.
Днем он проводил час или два в читальне публичной библиотеки, просматривая отечественные и зарубежные газеты и журналы, чтобы быть в курсе новостей, прокомментировать очередную животрепещущую тему или использовать ее для ссылок.
Члены Комитета защиты мира, чьи заседания он посещал, были воодушевлены резолюцией, принятой на конференции Австралийской партии лейбористов по вопросу внешней политики. В резолюции заявлялось о дружбе с Азией, выражался протест против применения ядерного оружия и его испытаний в Австралии и говорилось о необходимости создания безъядерной зоны для Южного полушария.
— Вот видите, это доказывает, что мы все-таки добились результатов! — сказала как-то Шарн. — Давление со стороны профсоюзов и рабочих масс обычно оказывает действие на политиков после выборов.
— Еще бы! — весело откликнулся Дэвид.
— Ну, а вот вы, вы даже не представляете себе, против чего вы боретесь! Вы действуете в одиночку и воображаете, что можете чего-то добиться! — воскликнула Шарн, не одобрявшая индивидуализм Дэвида.
«А может быть, и в самом деле? — задумался Дэвид над ее словами. — Что ж! Пожалуй, она права».
Не слишком ли он рассчитывал на свои силы? И все-таки он упрямо верил, что, не будучи связан ни с одной политической партией, он сможет завоевать доверие большего числа людей, чем если пойдет проторенным путем. Он думал, что ему удастся проложить новый путь, привлечь внимание пассивных, безразличных к политике и не знающих на что решиться людей и убедить их в необходимости поддержки всемирного — не политического, а просто гуманного движения за мир и разоружение.
Посещая политические митинги и собрания женских организаций, он наблюдал, как страх перед тем, что главенствующую роль в борьбе за мир играют коммунисты, затуманивает головы обыкновенных благонамеренных граждан. По-видимому, они были не в состоянии понять, что если правительство Советского Союза первым выдвинуло предложение о том, что великие державы должны заключить договор о запрещении использования ядерной энергии в военных целях, то оно имеет в виду не только благо народов СССР, но и благо всех народов мира.