Негатор
Шрифт:
Всадник довольно умело спрыгнул с коня, кинул не глядя поводья — явно в предположении, что их поймают (и ведь был прав), затем коротко-лающе произнес еще три вопроса. Они, по всей видимости, были риторическими — судя по тому, насколько мало давалось времени на ответы. За вопросами последовала короткая и гневная фраза — и тут все стало на свои места. В интонации нельзя было ошибиться: «И вообще встать, когда с тобой разговаривает подпоручик!»
«А ведь ты прав, парень, — подумал я с какой-то ледяной отстраненностью. — Ты и в самом деле младший лейтенант, огромный и страшный начальник. Конечно, пока рядом не нарисуется старлей, не говоря уж о капитане. Вот только почему ты так уверен в своем превосходстве? Или за тобой стоит серьезная сила, или, что хуже, ты и сам чего-то стоишь».
Я убавил тепла в улыбке и довел до сведения синего, что
Все, что длиной со шпагу и больше, — отпадает, я бы заметил. Метательное оружие тоже маловероятно, плащ не особо просторный, лук бы выявился, не говоря уж об арбалете. Метательные ножи — возможно, но не очень офицерское оружие, в моем мире оно принято не было. Короткий клинок — очень возможно. Что еще? Нунчаки, кистень — вполне. Шестопер или булава — пожалуй, тоже, но лишь с короткой рукоятью. А больше ничего придумать не могу, кроме пистолета, но при таких арбалетах — маловероятно. От любого оружия ближнего боя я смогу убежать — просто потому, что вряд ли ВАЖНОЕ лицо станет меня преследовать. Напустить отделение солдат — вот это возможно, но к тому времени я буду уже далеко. Или попробую пустить в ход мою хорошую реакцию. Остается еще неясность: почему он держит руки пустыми?
Похоже, гросс-начальник дал ответ на этот вопрос. Он сделал еле заметный жест пальцами (даже не кистью), причем вообще без явной направленности в мою сторону. Ничего не произошло, то есть это я не почувствовал ничего, а вот на лице моего оппонента с совершенной отчетливостью последовательно пробежала стайка эмоций. Недоумение. Понимание. Еще большее недоумение. Страх. Да, господин младший офицер, тебе еще долго учиться играть в покер. У тебя что-то не сработало, ты не понял, почему такое случилось, потом у тебя мелькнула догадка, потом и она не подтвердилась, и вот тогда ты испугался.
А вот крестьяне мгновенно кинулись кто куда. Они явно знали, чем такое столкновение может кончиться. И это было не похоже на то, как отворачиваются, не желая быть свидетелями. Скорее это походило на уверенность, что у нас обоих есть за пазухой гранаты. И никто не желал словить осколок.
Но поединок на этом не закончился. Его правая рука нырнула за ворот плаща. Она еще двигалась, когда я сделал шаг влево — в неудобную сторону для прицеливания. Одновременно его лицо отразило уже не страх — ужас. Я понял: он успел пустить свое оружие в ход, и оно его подвело. И все-таки он его выхватил. Это была серебряная подвеска с бледно-розовым камушком посередине. Последовал вопль с его стороны, судя по всему: «Руки вверх или я стреляю!»
Ага, сей же момент. Ситуация: на вас навели пистолет, боек щелкнул вхолостую, после чего следует команда бросить оружие под угрозой расстрела на месте с конфискацией и строгим выговором. Вы бы поверили? Вот я тоже не поверил. Просто шагнул вперед и выхватил подвеску из его лапки. Цепочка лопнула, а офицерик чуть замертво не свалился от потрясения.
Теперь проблема — а что делать с этим пленным? «Язык» был бы ценным — кабы у меня самого было знание языка. Задача: кого бы выбрать в качестве учителя? Этот — человек явно образованный, он научил бы большему, чем любой из здешних крестьян, но… придется потратить немалые усилия на предотвращение его побега. Разве что напугать его так, чтобы о побеге и не думал. Как? Блефом? Подсунуть якобы магическую железку и сказать, что рванет? Если он маг — а на то похоже, — может и раскусить.
Однако почему же ни он сам, ни его магическая приспособа не сработали? Или это я таким дурным образом действую на здешнюю магию? На людей и на вещи. А что, на это похоже. Проверим.
Подзываю бывшего супротивника жестом поближе. У него в глазах читается полный разлад и жестокое поражение вкупе с внутренней контрреволюцией и пожаром на чердаке. Знаком показываю: выверни карманы. Понимает мгновенно. Это хорошо.
Каковая у меня добыча? Довольно увесистый кошелек с деньгами — до сотни серебряных и примерно тридцать медных монет. Это мне пока не нужно. Никакого оружия — ни холодного, ни «горячего». Значит, он целиком полагался на магию? Возможно. Непонятные побрякушки, числом шесть. Амулеты? Возможно. Все до единого снабжены кристаллами. Вот это уже дает некоторое объяснение. Интересно, что кристаллы не обработаны. А ведь делать кабошоны в Европе научились давно — с античных времен. Что за камни? Так, один розовый кварц, почти прозрачный, один с аметистом посередине и с черными кубическими кристалликами по краям — галенит, что ли? Странно: он не особо твердый, да и видом неказистый. Это — вроде турмалин, но очень небольшой. Еще прозрачный кварц, тоже некрупный. А этот совсем крошечный, но по цвету похож на рубин. Сплошь в трещинках, как бы не рассыпался. Даже не хочется проверять твердость, хотя стоило бы. Еще аметист, но довольно темный, почти непрозрачный и тоже некрупный. Видывали и побольше. Все заключены в серебро. Некоторые в виде подвесок, некоторые — просто блямбы. Все с узорами: магические руны, что ли?
Еды никакой — это и понятно, в деревне он ее бы получил. Небольшая фляга, не более литра, сделанная из тыквы. На звук — не пустая. Понюхать, что внутри? Нет, это терпит.
А вот интересно: как бывший владелец реагирует на то, что я перебираю его сокровища? С полным унынием и депрессией: по пятидесяти процентов каждого ингредиента, спиртом не разбавлять. Похоже, он сожалеет не столько о том, что предметики поменяли хозяина, сколько о том, что все они безнадежно испорчены. Но тут полной уверенности, разумеется, нет.
Но все же язык — первое. Что для изучения нужно? Предметы, названия которых будет произносить мой учитель. Действия придется изображать мне. Наречия — тоже мне. Прилагательные — показывать на примерах. И для всего этого — помещение и время. Второе, полагаю, у меня имеется. Первое… с этим сложнее. Нет в данной деревне свободных домов — скажем так, обычно их не бывает. Но вдруг есть?
А вот попробуем.
Подзываю старосту к себе. Тычу пальцем в его дом, потом в него самого. Потом приглашаю подойти к следующему дому. Проверяю, есть ли кто из владельцев. Идем дальше. Так проверяем все дома.
А пустой дом все же нашелся. Или, скажем так, незанятый. Уехали обитатели. Староста дважды показывает семь пальцев. То ли две недели, то ли семь недель. В любом случае мне хватит.
Веду молодого человека в дом. Он переставляет ноги в полной прострации. Из него можно черпать отчаяние ведрами. Ну это мне по барабану — лишь бы учить начал.
И дело закрутилось.
ГЛАВА 4
Обучение оказалось сложнее, чем я мог представить — даже с учетом моей превосходной памяти. Для начала я представился. Давать мое настоящее имя почему-то не хотелось, и я назвался школьной кличкой Профессор. В ответ выяснил, что моего пленника зовут Сарат-ир. Как позже выяснилось, первое имя соответствовало имени в русском понимании, второе было родовым именем. В отличие от русского, обращение по имени допускалось лишь в отношении близкого знакомого, родственника или равного по рангу. В первый вечер я выучил все бытовые понятия, многие из цветов (пришлось задействовать букетик, который собрала одна из деревенских девочек), повседневные действия, а также названия единиц времени. По крайней мере, из дней собиралась здешняя неделя, из нее — месяц, а их них — год. К моему удивлению, сдвинулась с нуля грамматика. Правда, практика тут же показала, что использование глаголов в неопределенной форме снижает недопонимание до минимума, и я решил именно так разговаривать вплоть до полного овладения здешней грамматикой. После некоторых усилий я вдолбил в учителя мысль о том, что любой мой жест надо не просто стараться понять, но тут же пытаться переводить. Надо отдать справедливость моему наставнику: он не только подбирал простые слова, но и пытался говорить медленно и с четкой дикцией. Впрочем, с абстрактными понятиями обстояло куда сложнее, как и с произношением.
Тактика удержания моего пленника была простой, как табуретка. В первый же вечер я его утомил до такой степени, что парень заснул, сидя на лавке. Потом я его разбудил, довел до лежанки, укрыл тем, чем местные пользовались вместо одеяла, и оставил в покое. Разумеется, раздеванием-разуванием я не озаботился. Меры предотвращения побега состояли в чурбачке с крайне неровным торцом, который я прислонил к двери. Любая попытка приоткрыть дверь привела бы к падению чурбачка — остальное ясно. Еще один шумосигнализатор (серая нитка, совершенно незаметная во тьме и предназначенная для опрокидывания палочки, опирающейся на стенку) я устроил непосредственно у лежанки, где мирно дрых мой уважаемый учитель. Третья мера была основана на мне самом — я приказал себе отслеживать во сне любые подозрительные звуки. Уверенности не было, но подумалось, что в свете новых возможностей организма это может сработать.