Негде спрятаться. Эдвард Сноуден и зоркий глаз Дядюшки Сэма
Шрифт:
В 10:20 мы вернулись к аллигатору и вновь сели на диван, лицом к стене с большим зеркалом. Через две минуты я услышал, как кто-то зашел в комнату.
Вместо того чтобы обернуться, я продолжал смотреть в зеркало, в котором возникло отражение подходившего к нам человека. Я повернулся, только когда он был в нескольких шагах от нашего дивана.
Первое, на что упал мой взгляд, – это несложенный кубик Рубика, который человек крутил в левой руке. Эдвард Сноуден произнес «Привет!», но не протянул руку для пожатия, чтобы все выглядело так, как будто встреча была случайной.
Как они договорились между собой, Лора спросила его о еде в
Сноудену в тот момент было двадцать девять лет, но он казался по крайней мере на несколько лет моложе. На нем была белая футболка с какой-то тусклой надписью, джинсы и модные очки «под ботаника». Он носил бородку, не слишком, впрочем, густую, но выглядел так, будто начал бриться совсем недавно. Двигался он четко с выправкой военного, но был довольно бледен и худ, и еще – как у всех нас троих в тот момент – в нем чувствовалась сосредоточенность и настороженность. Но все равно у него был вид чудаковатого компьютерщика из университетского кампуса.
В ту минуту я был озадачен. Не задумываясь об этом глубоко, я все же по ряду обстоятельств воображал себе, что Сноуден будет старше, лет пятидесяти или шестидесяти. Прежде всего, с учетом того факта, что он имел доступ ко многим закрытым документам, я считал, что он занимает высокую должность в системе национальной безопасности. Кроме того, его решения и действия были, безусловно, продуманными и опирались на анализ информации, из чего я делал вывод, что он является ветераном политической сцены.
И наконец, я видел, что он готов рискнуть собственной жизнью, возможно, провести ее остаток в тюрьме – чтобы открыть миру то, что, по его убеждению, мир должен узнать. Поэтому мне представлялся человек, находящийся в конце своей карьеры. Мне казалось, что тот, кто принимает такие экстремальные решения и готов к самопожертвованию, должен пройти через долгие годы, даже десятилетия расставания с иллюзиями.
Увидев же, что источником ошеломляющих материалов из АНБ является столь молодой человек, я был совершенно сбит с толку. Я судорожно начал высчитывать вероятность того, что все это фальшивка. Может быть, я напрасно потратил свое время, перелетев через океан? Каким образом такой молодой человек мог получить доступ к информации подобного рода? Как этот человек мог быть настолько информированным и опытным в делах разведки и шпионажа, каким, безусловно, казался наш источник? Может быть, даже подумалось мне на минуту, это его сын, помощник или любовник, который сейчас отведет нас к нему. В моей голове закрутились всевозможные варианты, ни один из которых не казался разумным.
«Ну, пойдемте со мной», – произнес он напряженно. Мы с Лорой двинулись за ним. По дороге мы обменивались формальными любезными фразами. Я был слишком ошеломлен и заинтригован, чтобы говорить; я видел, что и Лора испытывает те же чувства.
Сноуден казался настороженным; он оглядывался в поисках возможной слежки или тревожных признаков, так что мы следовали за ним большей частью в молчании. Не представляя себе, куда он нас ведет, мы вошли в лифт, поднялись на десятый этаж, где и оказался его номер. Сноуден вынул из кошелька карточку-ключ и открыл дверь.
«Входите, – сказал он. – Извините за беспорядок, но я практически не выхожу из номера уже пару недель».
В комнате действительно было не убрано: на столе – тарелки с недоеденной
Сноуден сразу же позаботился о нашей безопасности, спросив, с собой ли у меня мобильный телефон. Телефон мог работать только в Бразилии, однако Сноуден настоял, чтобы я вынул батарейку или положил его в холодильник мини-бара, что по крайней мере не позволит спецслужбам разобрать, о чем мы беседуем в номере.
Сноуден подтвердил мне то, о чем Лора говорила еще в апреле, – что правительство Штатов может дистанционно активировать мобильные телефоны, превращая их в прослушивающие устройства. Так что я знал, что такая технология существует, но опасения в связи с тем, что она может применяться, казались мне близкими к параноидальным. Однако я был среди тех, кто заблуждался на этот счет. Правительство уже долгие годы применяло эту технологию в расследованиях уголовных преступлений. В 2006 году некий федеральный судья, председательствовавший на суде над криминальной группой, вынес решение о том, что использование Федеральным бюро расследований так называемых «бродячих жучков», превращающих мобильные телефоны частных лиц в прослушивающие устройства путем дистанционной активации, является законным.
Убрав мой сотовый в холодильник, Сноуден снял с постели подушки и заложил щель под дверью.
«Это для того, чтобы снаружи нас никто не мог услышать», – пояснил он. «В номере могут быть микрофоны и камеры, но мы будем обсуждать то, что так или иначе появится в новостях», – прибавил он будто в шутку.
Я с трудом мог оценить ее. Я не имел никакого представления, кто такой Сноуден, где он работает, что в действительности им движет, что он успел сделать, так что я не мог сказать, что нам на самом деле угрожает, следят ли за нами, а также о многом другом. Меня не оставляло ощущение неуверенности.
Лора осталась стоять, не произнося ни слова и, видимо, пытаясь справиться с напряжением, начала распаковывать камеру и штатив, устанавливать и настраивать их. Затем она поставила микрофоны передо мной и перед Сноуденом.
Мы обсуждали ее планы о том, как снимать нас в Гонконге: в конце концов, она была документалистом, делавшим фильм об АНБ, и мы должны были стать существенной частью ее проекта. Я это знал, но не был готов к тому, что она сразу начнет записывать.
Было какое-то несоответствие между тем, что мы тайно встречались с источником, совершившим серьезное преступление против правительства Соединенных Штатов, с одной стороны, и съемками этой встречи, с другой стороны.
Через несколько минут Лора была готова.
«Я начинаю снимать», – предупредила она нас так, словно это было абсолютно естественно. От осознания того, что съемка вот-вот начнется, напряжение усилилось. Мой разговор со Сноуденом и без того шел тяжело, а когда заработала камера, он стал еще более формальным и менее дружелюбным, движения – скованными, а речь – замедленной. За многие годы мне довелось прочитать немало лекций о том, как слежка меняет поведение человека; исследования показали, что люди, которые знают, что за ними наблюдают, ведут себя скованно, тщательно заботясь о том, что говорят. Теперь я на себе почувствовал это и получил наглядное свидетельство такой динамики.