Нехорошее место
Шрифт:
— Господи, — выдохнул напарник Сэмпсона, Бурдок, тоже здоровяк, но уступающий габаритами Гарфуссу.
— У него так завернуты мозги, что тюремный психиатр все равно ему не поможет, — добавила она.
— Только без глупостей, Джулия, — предупредил ее Сэмпсон.
Расмуссен на мгновение встретился с нею взглядом, чтобы понять, какая ее распирает ярость, и, конечно же, перепугался. Лицо его побледнело, как полотно.
— Уберите от меня эту безумную суку! — взвизгнул он.
— Она не безумная, — ответил ему Сэмпсон. — Если оперировать медицинскими критериями,
— Премного тебе благодарна, Сэмпсон. — Джулия не отрывала взгляда от Расмуссена.
— Ты, наверное, заметила, что я не высказался по второй части его обвинений, — добродушно пробасил Сэмпсон.
— Да, я тебя поняла.
У каждого человека есть особый страх, личный страх, запрятанный в глубинах подсознания, и Джулия знала, чего Расмуссен боялся больше всего на свете. Не высоты. Не замкнутого пространства. Не толпы, кошек, полета, насекомых, собак или темноты. Детективное агентство «Дакота-и-Дакота» за последние недели собрало на Расмуссена толстое досье, и по ходу этого расследования выяснилось, что Расмуссен жутко боится ослепнуть. В тюрьме он каждый месяц требовал, чтобы ему проверяли зрение, заявляя, что стал хуже видеть, периодически сдавал кровь на анализ, чтобы убедиться, что не болен сифилисом, диабетом и другими заболеваниями, которые без должного лечения приводили к слепоте. Вне тюрьмы, а он уже отсидел два срока, Расмуссен каждый месяц посещал окулиста в Коста-Месе.
По-прежнему сидя на корточках перед Расмуссеном, Джулия второй рукой ухватилась за его подбородок. Тот попытался вырваться, но куда там. Джулия повернула его голову к себе, ногтями двух пальцев другой руки прошлась по его щеке, оставляя красные полосы, но не вдавливая их так сильно, чтобы брызнула кровь.
Он заверещал, попытался ударить ее скованными руками, страх лишил его силы, цепь, соединяющая наручники с ножными кандалами, не позволила дотянуться до Джулии.
— Что ты вытворяешь, черт бы тебя побрал?
Она развела два пальца, которыми его царапала, нацелилась на глаза, но сдержала руку, ногти замерли в двух дюймах от глаз.
— Мы с Бобби вместе восемь лет, семь лет муж и жена, и это были лучшие годы моей жизни, а тут появляешься ты и думаешь, что можешь раздавить его, как раздавил бы жука.
Пальцы двинулись вперед. Расстояние до глаз сократилось до полутора дюймов, до дюйма.
Расмуссен попытался отпрянуть. Но куда там. Затылок упирался в стену. Деваться было некуда.
От острых кончиков ногтей глаза отделяли какие-то полдюйма.
— Это полицейская жестокость.
— Я — не коп.
— Они — копы. — Он перевел взгляд на Сэмпсона и Бурдока. — Уберите от меня эту суку, а не то я вас засужу.
Остриями ногтей она похлопала его по ресницам. Теперь он смотрел на нее. Дыхание стало учащенным, его прошиб пот.
Она вновь коснулась ногтями его ресниц, улыбнулась.
Зрачки желто-карих глаз стали огромными.
— Вам бы, мерзавцам, лучше меня послушать. Клянусь богом, я
Опять она хлопнула его по ресницам. Расмуссен плотно закрыл глаза.
— …с вас снимут форму и отберут полицейские жетоны, вас бросят в тюрьму, а вы знаете, каково в тюрьме бывшим копам, вас будут бить смертным боем, изнасилуют! — Он сорвался на визг.
Глянув на Сэмпсона, чтобы убедиться в его молчаливом одобрении своих действий, глянув на Бурдока, который нервничал больше Сэмпсона, но еще мог какое-то время потерпеть, Джулия прижала острия ногтей к векам Расмуссена.
Он лишь попытался еще крепче закрыть глаза.
Она надавила сильнее.
— Ты попытался отнять у меня Бобби, поэтому я отниму у тебя твои глаза.
— Ты чокнулась!
Она надавила еще сильнее.
— Остановите ее! — потребовал Расмуссен у двух копов.
— Если ты не хотел, чтобы я вновь увидела живого Бобби, почему я должна позволить тебе видеть хоть что-нибудь?
— Чего ты хочешь? — Пот градом катился по лицу Расмуссена, он напоминал свечку, оставленную у костра, которая быстро таяла.
— Кто дал тебе разрешение убить Бобби?
— Разрешение? О чем ты? Никто. Мне не нужно…
— Ты бы не решился тронуть его, если бы твой работодатель не сказал, что так надо.
— Я знал, что он следил за мной, — в испуге выкрикнул Расмуссен, потому что давление ногтей Джулии не ослабевало. Из-под век потекли слезы. — Я знал, что он следил за мной пять или шесть ночей, пусть и использовал разные автомобили. Я должен был принять меры, не так ли? Я не мог отказаться от этого заказа, слишком большие деньги стояли на кону. Я не мог позволить ему схватить меня после того, как я наконец добрался до «Волшебника», поэтому и пришлось принимать меры. Это же ясно как божий день.
— Ты — компьютерный гений, наемный хакер, склизкий, мерзкий тип, но не крутой парень. Ты — слизняк. И сам никогда не пошел бы на убийство. Тебе приказал твой босс.
— Нет у меня босса. Я — вольный стрелок.
— Тот, кто платит тебе за эту работу.
Она рискнула усилить давление, уже не ногтей, а подушечек пальцев на глазные яблоки. Расмуссен этого знать не мог. Волна страха захлестнула его с головой. Он уже думал, что ногти пронзили тонкие веки и добрались до роговицы. Его трясло. Из-под плотно сжатых век текли и текли слезы.
— Делафилд. — Слово с трудом сорвалось с его губ, словно он хотел одновременно и произнести его, и удержать.
— Кевин Делафилд.
— Кто он? — одной рукой Джулия держала Расмуссена за подбородок, другой безжалостно нажимала на глаза.
— Из «Майкрокрест корпорейшн».
— Тот, кто нанял тебя? Для кого ты украл «Волшебника»?
Он застыл, боясь сдвинуться даже на долю дюйма, уверенный, что при малейшем движении ее ногти вонзятся ему в глаза.
— Да. Делафилд. Псих. Ренегат. В «Майкрокресте» этого не понимали. Они только знали, что он добивается нужных результатов. Когда все это будет предано гласности, они будут крайне удивлены. Потрясены. Отпусти меня. Что еще тебе нужно?