Неинтересная история

Аpтем Пpохоpов

HЕИHТЕРЕСHАЯ ИСТОРИЯ

Меня забрали в армию, буквально через пару дней после моего восемнадцатилетия. А посему вышло, что пьянка по поводу наступления моей "моральной зрелости", как выразился отец, плавно перетекла в проводы, и эти три дня в моей памяти как туманом передернуты. Какие то лица, какие то дома, какой то скверик, где мы оказались после долгого блуждания по проходным дворам - все искали место где бы присетсь и спокойно раздавить бутылку, а то и не одну. Помню наливают мне стакан водки почти до краев и кто-то говорит: - Hу что, ты уже стал мужчиной. Осилишь это или нет? Я конечно: - А хули нам, кабанам!,- и хряп его. Чуть сразу же не блеванул все назад. Фу, гадость то какая! Сначала горло, а потом и желудок как кипятком ошпарили, в глаза брызнули слезы и белки сразу же налились кровью.

Как меня помню потом расперло... Секунд через 30 такой мягкий, но очень резкий удар сзади по затылку - бац. Мир в глазах - хлоп, и свернулся в трубочку. ноги не слушаются, что-то сказать хочу, (помню мне как раз в голову неожиданно пришла гениальная мысль об устройстве Вселенной в целом и о порочной и блядовитой натуре девок в частности) а язык не ворочается, и точнее вроде ворочается, но мелет какую то чушь, совсем не то, что я хотел сказать: - Hу... этта... по бабам идем...этта... или как?
– Как это "или как"? Тебе же отец сказал, что ты зрелости достиг! Значит и половой тоже... А в армии ты там ой как не скоро нормального секса дождешься, в основном поначалу тебя будут сношать во все возможные отверстия, и по любому удобному случаю. Так что мы щя тебе быстренько организуем прощальную гастроль, все как положено, с телками, с музыкой. И может кое что еще...
– Серега пошел звонить по телефону-автомату, а Коля продолжил тему развивать: - Правда, пацаны. Проводы в армию это же не каждый день случается. Да по большому счету, это вообще один раз в жизни бывает. Даже жениться и то можно хоть пять, хоть десять раз, а вот в армию это только однажды...
– И поэтому проводить туда пацана нужно так, чтобы ему не было мучительно больно за бесцельно потраченное время последующие 2 года! весело закончил мысль Петр.
– Да уж. не зря же говорят, что армия это два листка из книги жизни, вырванные в самом интересном месте. Так что давай, братуха, расслабляйся по полной программе, сегодня тебе можно, сегодня мы тебя угощаем, - Жека хлопнул меня по плечу. Вернулся Серега, сказал что все пучком, и мы поехали в гости к какой-то Тане, которая жила в девятиэтажке на самой окраине города. Помню Таня оказалась девушкой довольно симпатичной, хотя может это от водки меня потянуло на всех телок мира сразу. У нее мы снова что-то бухали, потом пришли какие-то девицы, пили с нами, а одна устроила танцы с раздеванием. Таня сидела на кресле и скептически наблюдала за действом, и кто-то угостил меня папиросой, точнее я вдруг почувствовал, что мне в рот чего-то суют, а Серега говорит, на затянись, только потом дыхание задержи. Я затянулся. Дым оказался очень горячим и тягучим каким-то. Как будто в самую говеную Приму Маршанской закатки насували едких еловых опилок, запихнули перепрелого сена, и заставили этим делать ингаляцию. По хитрым Серегиным глазам я понял, что он гад все-таки добился своего. Заставил меня попьяни попробовать марихуану, от чего я долго отказывался будучи в "трезвом уме и твердой памяти". Hичего особенного я не почувствовал, только вкус противный во рту, но Серый сказал, что мол это Афганка, тебе мол и раза для начала хватит. И забрал "косяк". Я так и не понял, в чем прелесть этой "заморской" травки, помню только, что мы долго, до коликов в боку, смеялись глядя на попытки дурных девиц изобразить подобие стриптиза. Той которая все начала, это дело видимо и вправду нравилось, все с восторгом смотрели на ее полуобнаженное тело, и когда она сняла лифчик Петр даже засвистел, как в кино про будни американских байкеров. Она скорее всего на самом деле возбуждалась, гладя себя по коже, медленно проводя руками по животу и ягодицам, двигая бедрами в такт музыке, на виду у пяти пар мужских пьяных глаз, а две другие просто глупо прыгали, дергались и трясли полуобвисшими грудями, что и вызывало у нас дикие приступы хохота. Потом я ничего уже не помню. Проснулся я абсолютно голым, уткнувшись носом в чей-то живот. При более детальном рассмотрении выяснилось, что этот живот принадлежал одной из "полуобвисших" девиц, которая при утреннем солнечном свете казалась еще более толстой и беспонтовой на вид. Судя по отсутствию на ней каких-либо признаков одежды, и по позе в которой она сейчас дрыхла, чуть посапывая, я понял, что видимо сегодня ночью я ее трахал, или по крайней мере пытался это делать. Мне тогда стало так стыдно перед Леной, что я со злости грубо и даже немного жестко толкнул эту жирную в бок, но она даже не проснулась, а только зачмокала своими толстыми губами и продолжала сопеть. Hе знаю почему, но я вдруг подумал, что Лена никогда не простит мне этой измены. Если бы та, которую я боготворил видела меня сейчас! Заспанная помятая рожа, волосы торчком, голый в постели с какой-то блядью, которую я в первый раз видел и кстати желания видеть ее второй раз у меня отнюдь не возникало. Как мог я так предательски поступить по отношению к той, которая значила для меня больше жизни, которой теперь наверное я не посмею посмотреть в глаза... Мы познакомились с Леной в 6 классе, когда наша семья переехала в этот район. Как я благодарен тем людям, которые поменялись с нами квартирой, ведь не будь их на свете я бы никогда не встретил Лену. Даже страшно об этом подумать. Я знаю ее уже больше 4 лет, но Боже мой, как я ее люблю! Мы уже давно хотели пожениться, если бы не долбанная армия! Она обещала ждать, и я почему-то был уверен, что она меня дождется. Я был первым ее мужчиной, и она тоже была у меня первой. Я улыбнулся, вспомнив как готовились мы к этому действу обоюдной потери невинности, как старались. Долго выбирали день, она все хотела приурочить это "знаменательное" событие к какой-нибудь дате, что бы потом было легче отмечать, каждое "полугодие", каждое "полукварталие" и вообще с тех пор цифра 14 стала моей любимой навсегда. Вот кстати совсем недавно мы праздновали третью годовщину. Праздновали надо сказать совершенно безумно, Лена оправила своих предков на дачу, и когда я пришел, она открыла дверь совершенно голой, а как она умудрилась прицепить туда бутон розы, я так до сих пор и не понял. Может скотчем прозрачным приклеила. Что мы делали с ней в этот день не поддается никакому описанию, потому я и не буду этого сейчас делать. В конце концов это наша личная жизнь, и своими действиями мы не наносили окружающим никакого вреда. Ведь так? Сколько мы дней провели вместе, сколько ночей напролет прогуляли по городу, сколько рассветов встретили. Только вдвоем. Я играл на гитаре, а она пела. У нее чудесный чистый голос, который заглушал мои непопадания по струнам и провалы в мелодии, что мне иногда казалось, это она вела песню от начала и до конца, а я лишь подбрынькивал ей на гитаре, стараясь попасть в ритм и тональность. Маме тоже нравилась Лена. Она называла ее серьезной девочкой, хоть по моему давно догадалась, что Лена уже перестала быть девочкой, не без моего в этом непосредственного участия. Мама это единственный в жизни человек, который понимал меня, ведь даже с Ленкой мы иногда ссорились, обижались друг на друга, а на маму я наверное никогда не смог бы повысить голоса. Я навсегда запомню, как в детстве, мне было лет шесть не больше, я залез на крышу нашего тогдашнего дома на Малой Красносельской улице, и никак не мог оттуда слезть, а мама...

Господи, зачем я все это вам рассказываю! Что изменится? Вам ведь наплевать на меня, вам абсолютно на меня наплевать. Вы дочитаете эти строки и хмыкнув пойдете по жизни дальше, кто уткнется в телевизор, кто выйдет на улицу и пойдет в гастроном за вечным пакетом кефира-молока-хлеба и 200 грамм вареной, кто-то начнет читать что-то другое, а кого-то просто сморит сон, и он будет мирно путешествовать по царству Морфея минут так 500-600. Hо в одном я уверен твердо, вам никогда не узнать моего имени. Я навсегда останусь в документах как мешок с биркой Е-384, в котором находятся смердящие обгорелые останки неопознанного трупа. Из Шатоя в этот день вывезли сто двадцать четыре таких серебристых мешка, и пока мы лежим в холодильнике городского морга в Ростове. Что вы знаете об этой войне? То что вы прочитали в газете, что врал вам Сергей Доренко с экрана, что болтал в автобусе пьяный калека, вонючий и немытый, пристающий к старушкам, и кричащий, что ногу потерял в бою с проклятыми чурками? А я бы мог рассказать вам о войне все. Все что видел сам, все чем жил сам, все как умер сам, но я никогда уже не произнесу ни слова, и эти "эксперты" которые будут копаться в том, что от меня осталось никогда не вырвут у вечности тайну моего имени. Меня зовут Е-384. Меня похоронят как Е-384. И то, что я заживо горел в "коробке" со всем вторым отделением совсем не интересно никому, а вам скорее всего и подавно. Вы наверное видели по телевизору как какой-то солдатик кричал: "Я вернусь, мама!" Так вот. Я не вернусь, мама...

ЗА ЧТО?