Неискушенные сердца
Шрифт:
Черт побери! Но почему его до сих пор нет? Прошло уже два часа! Что-то случилось! Может, он ранен, и его понесли в бараки, пытаясь скрыть от нее? Боже мой, она же знала — брать пистолеты было ошибкой. Если ожидалась опасность, то уж наверняка он с ней столкнулся. Табризия ни секунды больше не сомневалась — что-то стряслось. Ломая руки в отчаянии от неведения, она твердо решила идти к нему. Но в этот момент за дверью раздались шаги, и не успел Парис войти в комнату, как она бросилась к нему.
— Парис! Ты ранен?
Он скорчил гримасу — подразнить ее, но, увидев испуганное лицо жены, посерьезнел.
— Нет, нет, дорогая! Со мной все
— Боже мой, ты лжешь! Куда ты ранен? — Быстро работая пальцами она стала стаскивать с него тяжелую кожаную куртку, камзол, рубашку.
Обнаженный по пояс, он схватил ее и подкинул в воздух.
— Дорогая моя, это твой способ сказать мне, что ты готова?
— Ты в порядке? Ты не ранен? — настаивала она, не веря себе.
— Ты ранишь меня взглядом, — прошептал он.
— Черт бы тебя побрал, Разбойник! Сейчас же отпусти меня! Где ты был целых два часа? Я причесалась, оделась специально для тебя. И все напрасно!
— Нет! — Он вынул стрекозу из ее волос. — Теперь я могу доставить себе удовольствие и вытащить шпильки.
Он держал ее, сопротивляющуюся, и целовал в губы, едва она пыталась открыть рот, чтобы отругать его. И так, не отрывая от нее губ, он шептал:
— Вот о такой встрече я и мечтал. Чтобы кто-то беспокоился обо мне, заботился с любовью в сердце и лил настоящие слезы по настоящим ранам.
Чувствуя невероятное облегчение — Парис жив и здоров, — Табризия сразу ослабела в его руках. Он понес ее в постель.
— Ты раздела меня. А теперь доставь мне такое же удовольствие. В комнате очень тепло от камина, и ты не можешь пожаловаться, что замерзнешь.
Она позволила ему снять с нее платье, и оно тут же отправилось в дальний конец комнаты.
— Раз! — победно воскликнул он.
Следом, очертив дугу, полетела нижняя юбка.
— Два!
— Парис, остановись. — Она смеялась и краснела, оказавшись в корсете, панталонах и чулках. Опытные руки избавили ее от одного чулка.
— Два с половиной! — объявил он.
— За первым полетел и второй чулок.
— Три!
И еще один предмет туалета проплыл через комнату.
— Четыре! — с триумфом закончил Парис.
— А что это было?
— Твоя ночная рубашка из-под подушки. — И он засмеялся.
— Ты дьявол, ты снова меня обманул!
Он расшнуровал ее корсет, выпустив на свободу груди. Табризия затихла, ее дыхание застряло в горле. Нежно, краткими поцелуями, он попеременно ласкал то одну, то другую, каждый раз возвращаясь к соску и шепча при этом любовные слова. Ее тело стало отвечать, и, стоило ему на секунду отстраниться, чтобы раздеться до конца, она протестующе застонала. Его руки двинулись вниз, гладя живот. Он наклонился и поцеловал ее пупок, играя языком в ямке, а вслед затем снял с нее панталоны. Табризия глубоко вздохнула и сама раздвинула ноги навстречу его обожающему взгляду.
Никогда раньше она не испытывала ничего подобного. Она хотела его и молилась про себя, чтобы он не останавливался. Почувствовав губы Париса на бедрах, чуть выше коленей, Табризия затрепетала. С каждым прикосновением желание разгоралось все сильнее. Голова Табризии металась по подушке, и, открыв глаза, в какой-то момент она увидела его мускулистое бедро. Табризия коснулась его губами и тотчас поняла: это шрам, который он всегда пытался скрыть от нее. Любимый шрам! Она лизала его по всей длине, и это настолько возбудило Париса, что он застонал. А когда ее жадные губы коснулись там, где Парис и не мечтал, он воскликнул:
— Дорогая!
Он навис над ней, дрожащий, нетерпеливый, и она раскрылась ему навстречу, как ночной цветущий сад. Резким ударом он вошел в нее, и она прижалась к нему горячими бедрами, тесно, как никогда раньше. Он готов был вот-вот взорваться… Их крики слились в общий вопль страсти, и ночь поглотила его.
— Я не сделал тебе больно, милая? — тихо спросил он.
— Немного. Но удовольствие того стоило.
Обняв жену, он припал к ней в поцелуе. Кожа под его губами и руками была, как шелк. Он обхватил ручищами ее талию.
— Боже мой, ты такая маленькая!
— Но не везде маленькая.
— Нет, — засмеялся он, прижимая к себе Табризию и в ладони, как в чаши, взяв ее груди. Потом откинул одеяло, зажег свечи, поднял ее из постели и поставил перед зеркалом.
— В зеркале отражался нагой мужчина, сильный, широкоплечий, загорелый. Рядом с ним, не доставая ему до плеча, стояла женщина с пламенными локонами и молочно-белым телом.
— Тебе не противен мой шрам? — спросил Парис.
Табризия повернулась и посмотрела ему в глаза. Даже не осознавая, что делает, она инстинктивно потянулась и провела пальцами по неровностям шрама. Стоило ей прикоснуться к нему, как Парис снова возбудился. Круглыми глазами она наблюдала, каким огромным становилось его желание.
— Видишь, что ты наделала? — засмеялся он. — Быстро в постель!
— Парис, но не опять же! — заливаясь краской, пробормотала она.
— Да, опять, — весело подтвердил он.
Глава 18
Парис и Табризия ехали в Дуглас в день церемонии бракосочетания, наслаждаясь драгоценной возможностью побыть наедине. Торжество, очень пышное и официальное, происходило в церкви Сент-Брайд. Большой храм оказался заполненным народом до отказа. Огромная толпа деревенских жителей ждала снаружи, чтобы хоть краем глаза посмотреть на невесту. Дуглас-Касл — важный пункт обороны на границе Шотландии, но хозяева потратили прорву денег, чтобы сделать его удобным для жизни. Они любили комфорт. Два младших брата Джеймса — Хью и Уилл лезли из кожи, развлекая рыжеволосых красавиц Кокберн.
В большом зале стоял рев от горящих каминов, все суетились, заканчивая приготовления к вечернему торжеству и развлечениям. Праздник — именно этим словом можно было определить то, что устраивали Дугласы. Платье Шеннон впечатляло. Выдержанное в цветах клана Дугласов — голубом и белом, оно привлекало внимание таким смелым декольте, что всякий раз, когда она поворачивалась боком, ее новоиспеченный муж мог видеть со своего места розовые соски.
Парис и Джеймс сели рядом и с головой ушли в беседу. А их женщины скучали, расположившись по бокам от них. Они говорили так долго, что Табризия понемногу стала раздражаться от недостатка внимания. И лишь когда Джеймс заметил прекрасно поданную грудь жены, Парис повернулся к Табризии и предложил ей вальдшнепа. Она отказалась и, желая позлить мужа, выбрала птицу из тарелки, предложенной ей соседом справа — Хью Дугласом. Хью что-то сказал, Парис не расслышал, а над столом раздался веселый смех Табризии. Она так мило улыбалась Хью, что тот зарделся. Парис косо посмотрел на молодого человека, потом его взгляд переместился на Уилла Дугласа, и он увидел, что тот тоже ест Табризию жадным взглядом. Она же притворялась, что ничего не замечает, и провоцировала: