Неисповедимы пути
Шрифт:
– Накапливала информацию, – пошутила девушка, – анализировала, делала выводы. Вот, например, как ты держишь меня за руку. Словно перышко, которое хочешь удержать, чтоб ветер не унес, и, в то же время, не ограничиваешь движений. Мне это жутко нравится. Другие, то беспардонно облапывают друг друга на людях, то зажимают в клещи, чтоб партнер уже не вырвался никуда, что выглядит еще более мерзко, чем облапывание.
– Что касается вторых, так это ревнивцы. Они всем своим видом стараются показать окружающим, что следующая с ним особа является его (или ее) личной вещью. Ревность это мутированное чувство частной собственности. Мое! Выражение «ревнует – значит, любит» придумано каким-то шизофреником. Настоящая любовь это когда ты желаешь для своего любимого счастья, даже если это счастье не подразумевает твое присутствие рядом с ним (или с ней). Да, тебе будет тяжело без твоего объекта любви, но если ты по-настоящему любишь, то отдалишься, ради счастья любимого (или любимой). Ревнивец же не умеет любить кого-то, ему пелевать с высокой колокольни на чувства объекта, который его интересует, ему важнее его собственные чувства. Ревнивцу будет плохо одному – и все тут! А что хочет его ближний – пелевать! Где же здесь любовь? Потому и не использую слово «люблю» в наших с тобой отношениях, что понятие любви в наше время сильно искажено. Превращено в обычную физиологию, изначально, кстати, предназначенную природой для продолжения рода, а не для удовлетворения своих желаний. Это, кстати, касается первых, которые облапывают друг друга на людях, они, ведь считают, что секс – и есть любовь. Настоящая любовь – это когда до конца жизни, а не на год или два. Только секс может приедаться, любовь – никогда. Любовь, это не просто физиология, это еще и чувства: уважение, терпимость, доверие, умение прощать, все, что помогает прожить вместе всю жизнь. Люди борются с алкогольной и наркотической зависимостью, но ведь секс, как самоцель, – та же зависимость, последствия которой много страшнее: интернаты, родительское равнодушие, или, в лучшем случае, неумение правильно определить статус своего ребенка и свое отношение к нему. Дети уже давно для многих стали побочным эффектом секса.
– А вот и наши голубки, – блеснул улыбкой бригадир, когда парочка вошла в огромную палатку. – О чем воркуете?
– О чем еще молодые могут ворковать? – Снисходительно махнул рукой повар экспедиции, всегда оставлявший самые лакомые кусочки детдомовцам.
Одек с Анели были самыми молодыми участниками этой археологической экспедиции и пользовались всеобщей симпатией. Каждый хотел быть покровителем влюбленной парочки.
– Посмотрите, что нашла вторая группа на западном участке, – бригадир кивнул на Аселия, полного пожилого мужчину.
Аселий протянул Анели черный цилиндрический предмет с небольшим наростом посередине. Девушка повертела его в руках и передала Одеку.
– Око Звезд, как утверждают руны, – вздохнула она. – И опять недействующее.
– Что же ты хочешь? – Развел руками бригадир. – Десятки тысяч лет – немалое время.
– Я ощущаю вибрацию, – сообщил Одек, тщательно ощупывая каждый сантиметр цилиндра.
– Мы уже пытались его включить, но все бесполезно. – Проговорил Аселий, с интересом наблюдавший за действиями молодого коллеги.
Словно ожидавший этих слов прибор вдруг звонко щелкнул, и из образовавшейся на его поверхности щели выскочил прозрачный квадратный лист. Археологи сгрудились возле Одека. Парень продолжал манипулировать прибором, вертя его во все стороны. Затем, на миг, замерев, выскочил на улицу. Все последовали за ним. Одек поднял прибор над головой. Квадратный, прозрачный лист ожил и начал показывать какую-то местность.
– Не может быть, – произнес тихо бригадир. – Это же наш спутник.
– Древние знали свое дело! – Восхитилась Анели. – А у нас только воевать все мастера.
– Кстати, о военных, – Аселий обеспокоено оглядел присутствующих. – О находке надо сообщить нашим коллегам из других стран, пока вояки не прибрали ее.
– Этим займемся мы с тобой, – качнул головой бригадир. – Я вызову транспорт. Кому надо на «большую землю» идите, готовьтесь, даю две недели отдыха.
Археологи разбрелись по своим палаткам готовиться: кто к дальнейшей работе, а кто к отъезду. Через некоторое время шесть человек сидели в просторном вездеходе, который, казалось, плыл над барханами. Бригадир возился с древним прибором, включая и выключая его.
– Ты, что, вступил в гвардию? – Поинтересовался Одек, разглядывая коричневую униформу коллеги, сидящего напротив.
– Пришлось. – Нехотя ответил тот. – Столица сейчас похожа на осажденный лагерь. О войне говорится уже как о чем-то неизбежном.
– Война. – Задумчиво произнесла Анели. – Ради чего?
– Ради ослабления несогласной с нашими демократическими принципами страны, которая с каждым годом становится все сильнее и сильнее. – Съязвил Аселий. – Это называется экспортом демократии.
– В давние времена царькам и монархам для развязывания войны с соседним государством требовалось только собственное желание. – Ни к кому, не обращаясь, словно размышляя вслух, заговорил Одек. – Затем возникла необходимость доказывать неизбежность войны своему народу. Но, ведь, не трудно настроить простых людей против соседей заявлениями о мнимых нарушениях границы этими самыми соседями. Теперь же нужно согласие всего международного сообщества. И опять на помощь приходит либо явная ложь, либо умение сказать лишь выгодную часть правды.
– И это называется развитием общественного строя, – не упустил вставить Аселий.
– Неужели, – продолжил Одек, – простому токарю не ясно, что такому же работяге, из соседней страны, как и ему самому, не нужна война.
– Работяге некогда задумываться над этим. – Вздохнул бригадир. – Он приходит домой уставший, включает телевизор, и смотрит бессмысленные и бесконечные реалити-шоу, сериалы, все, что не требует мысленных затрат, что превращает его в бездумное и бездушное жвачное животное, заботящееся только о количестве сена в кормушке.
– Или читает дешевые бульварные романы, как моя жена, – заговорил водитель вездехода, слушавший разговор археологов.
– А вот это называется государственной программой. – Вновь вставил Аселий.
– Сейчас не в почете те, кто способен творить шедевры: писатели, художники, поэты, сценаристы. – Согласился Одек. – Я говорю о настоящих творцах, а не о писаках и рисунцах, лучше не скажешь, которые не учат простого человека этике, эстетике, любви, а ради быстрой прибыли пробуждают в человеке желание подсмотреть в книжной или телевизионной замочной скважине чужую жизнь, желание бессмысленно посплетничать о чем-нибудь. Зачем ломать голову, когда можно просто шокировать читателя или зрителя какой-нибудь беспардонной выходкой, или постельной сценой, выдавая это за шедевр. Закон бездарей – не могу выделиться талантом, выделюсь хоть чем-нибудь. Так трудно найти что-то стоящее среди гор мусора.
– Всеобщее, обязательное образование это хорошо. – Заговорил Овидий, самый старый член экспедиции, ехавший с ними. – Только мне кажется, в школе надо объяснять детям, что не все, кто научился правописанию и раскрашиванию квадратиков, автоматически становятся писателями и художниками. И что шокирующее – не значит новое и великое.
Археологи засмеялись. Затем несколько минут ехали молча, думая каждый о своем.
– Скоро начнутся селения, а там и до города недалеко. – Сообщил водитель.