Неисповедимы пути
Шрифт:
– Вы все еще в столице живете? – Спросил молодых тот, что был в коричневой униформе.
– Да. – Ответила девушка.
– Советую вам перебраться в какой-нибудь маленький городок – там спокойнее. Без этой формы теперь не безопасно на улицах столицы. Я бы и сам переехал, да у меня отец больной.
– Мы уже обсудили это – они скоро переедут к нам в Воропаевск, – сообщил бригадир. – Мы весь институт туда собираемся перетянуть.
* * *
Перелет до столицы не занял много времени. На аэродроме участники экспедиции пожелали друг другу удачи и разбежались. Молодые решили пройтись пешком, благо их интернат располагался недалеко. Улицы были полны людьми в коричневых униформах, всюду висели плакаты, призывающие вступить в гвардию, пробуждающие в людях патриотизм.
– Почему государство так стремится воспитывать в человеке патриотизм, а не человечность? – Возмутилась Анели. – Ведь человечность более широкое понятие, оно включает в себя и патриотизм, в том числе.
– Для Человека важнее всего жизнь, для патриота – идея, фантазия, свой собственный воздушный замок. – Ответил Одек. – Человек может пойти против родного государства ради справедливости. Патриот же, не задумываясь, выполнит все, что ему прикажут. Человечность в состоянии остановить руку солдата, когда тот входит в чужое селение, патриотизм – нет. Чистый патриотизм, это фанатизм. Государству нужна бездумная и бездушная машина, а не хомо сапиенс.
В одном из внутренних двориков их остановили.
– Эй, зелененький, ты что, не слышал о наборе в гвардию?
– Я еще не готов, – ответил Одек, одетый в старенький темно-зеленый костюм.
Анели прижалась к нему. Молодой человек успокаивающе погладил ее по спине и увеличил шаг. Но выход со двора уже перекрыл крупногабаритный мужчина в коричневой униформе. Одек хорошо знал людей такого сорта. Это стайный тип, так называемые члены – сородичи. Люди, ощущающие свою внутреннюю силу, не обременяют себя попытками доказывать окружающим свою значимость. Слабые же, неуверенные в себе, пустые внутри люди постоянно собираются в стаи для самоутверждения. Внутри у них – ноль, но они надеются, что сумма их внутренних нулей даст хоть какой-то результат. Они видят свое отличие от других, но при сравнении себя с остальными естественно не в силах предположить, что сравнение не в их пользу. Издеваясь над своей жертвой они, как ни странно, не испытывают к ней ненависти, лишь пребывают в экстазе, наблюдая, как жертва испытывает хорошо знакомое им самим чувство – страх.
– Вся планета готова, а ты нет! – Прорычал здоровяк. – Только позоришь наш район.
– Я скоро перееду из вашего района, – конфликтовать ему очень не хотелось, особенно в присутствии девушки.
– Может ты вообще хочешь перебежать к этим краснокожим уродам? – Мужчина оскалился.
– Я не…
– Пусть катится, куда хочет, – перебили его за спиной, – только девчонок наших нечего трогать.
Чьи-то руки бесцеремонно обхватили сзади Анели.
– Оставь этого недоделка, детка, с нами тебе будет лучше, – проворковал гнусавый голос.
Одек не оглядываясь, ориентируясь только на голос, ткнул гнусавого в кадык. Руки, тянувшие девушку, отпрянули.
– Ах, ты, сволочь! – Крупногабаритный дернулся вперед и тут же осел, получив удар в висок.
Парень быстро осмотрелся: гвардейцев было больше десяти, и некоторые из них уже потянулись за имеющимся на поясе оружием. « Ох, и влетит мне от Эло» – подумал он и выключил всех.
***
– Что это было? – Спросила Анели, когда они уже были далеко. – Ты убил их?
– Просто выключил.
– Гвардейцы будут искать нас.
– Они ничего не вспомнят.
Впереди показался забор.
– Вот мы и дома, – вздохнула Анели.
Навстречу им из старого трехэтажного, но хорошо ухоженного здания выскочили друзья: Ирен – высокая худенькая с черными волосами девушка, и Деон – рыжий плечистый великан. Подхватили у прибывших нехитрый скарб, и повели их по длинным коридорам, обмениваясь новостями.
– Вы в таком виде шли по городу?
– Мы уже поняли, что это было ошибкой, но все обошлось.
– Вас перевели в другую комнату, – сообщила Ирен.
– Всех перевели, – добавил Деон, входя в небольшое помещение, некогда бывшее подсобным.
– Вам и еще нескольким парам мы смогли выбить отдельные помещения, – извиняющимся тоном проговорила Ирен, – правда, не шибко большие. У остальных вместо стен – простыни или покрывала.
– Пополнение у нас, – пояснил Деон. – Молодое пополнение. Совсем дети: четыре – пять лет. От отказавшихся от них родителей сразу к нам.
– Почему сюда? Им же еще рано, это специнтернат.
– Все интернаты переполнены. Идемте, познакомим вас с теми, кто у нас на попечении.
Ирен и Деон подождали за дверьми, пока друзья приведут себя в порядок с дороги и повели их на второй этаж. В бывшем кабинете химии, теперь заставленном двухъярусными маленькими кроватками, в свободном уголочке ютились маленькие создания. Двое взрослых ребят пытались заинтересовать их какими-то играми. Кто-то из детей уже отреагировал на приглашение своих воспитателей, но подавляющее большинство все еще сидели вдоль стенок. Как только четверка друзей появилась в «спальне», все малыши дружно подскочили со своих мест, чтоб лучше разглядеть вошедших.
– Не желают играть, – пожаловался один из новоявленных воспитателей. – Ничего им не надо.
– Им нужны папы и мамы, – покачал головой Одек.
Малыши зароптали, всюду были слышны слова «папа» и «мама», они сгрудились вокруг друзей, явно ожидая какого-то чуда. Глаза! Эти детские глаза! Вся боль, мука, укор и надежда в одном взгляде. Получить от родителей нож в спину и надеяться. Надеяться, что все это сон, что они по-прежнему нужны.
– Папа? – Один из карапузов отчаянно ухватился за руку Одека с явным намерением больше никогда не отпускать ее.
Ирен выскочила из кабинета, прикрывая лицо дрожащими руками. Анели вцепилась в плечо друга. Одек медленно, как во сне, успокаивающе погладил пальцы подруги, вопросительно глянул на воспитателей, и, получив согласие, сел на колени перед малышом.
– Да, Юлиан, я твой папа, – подобрав тембр, громкость и скорость произношения заговорил Одек, и уже обращаясь ко всем малышам, – вы, все можете себе выбрать здесь папу и маму. Мы теперь будем вашими родителями, а те, что были там, они… пока не смогут вернуться к вам, у них много дел, они по-своему заботятся о вас. Вы поняли меня? Меня зовут папа Одек, это мама Анели. Здесь вас никто не обидит, здесь все папы и мамы хорошие. – И улыбнувшись, добавил. – Только, чур – не ругаться. Договорились? Ну, вот и хорошо, а сейчас скажите мне, что вам принести?