Неизданные записки Великого князя
Шрифт:
— А не хотите ли нашего фронтового свинцу отведать, работяги? Забирайтесь к себе в теплушки и сидите тихо, пока ваша очередь ехать не настанет.
Несолоно хлебавши, Макеев и Семенов отвели рабочий батальон к своим теплушкам. Так они просидели на станции 5 дней, за это время кончилось взятое еще в Питере пшено и сухари, несмотря на строгую экономию в пути. Комиссар договорился с местным путейцем, у которого была лошадь и подвода и они поехали по ближайшим деревням на заготовки. Вернулись злые. Крестьяне не хотели брать деньги Временного правительства, а других пока не было. Царских бумажек почти не было и на них удалось купить полмешка ржаной муки грубого помола. Зато за винтовки и патроны крестьяне готовы были поделиться
Макеев и Семенов созвали Совет батальона. Решено было пойти на этот обмен, иначе, неизвестно сколько еще ехать до Харькова, где их обещали пополнить продуктами и боеприпасами. В конце концов, объясним товарищам сложившуюся обстановку. Все же оружие решили отдать по минимуму — было несколько лишних винтовок, взятых в запас. Объявили по вагонам, кто какую лишнюю и не очень ношеную одежду может дать. Алеша принес свое пальто, мол, все равно из-за шинельного сукна его за юнкера принимают. Семен покачал головой
— Алеша, а как же ты, ведь зима же!.
— Ничего, я закаленный, свитер у меня и шарф есть, мама связала, они теплые. А потом я в лазаретном вагоне еду, там натоплено хорошо и я хожу в белом халате поверх свитера.
— Нет, давай мы тебе что-нибудь подберем из того, что принесли. Оно, конечно, похуже будет чем твоя шинелька, она у тебя знатная, на атласной подкладке и теплая, на вате, я знаю. За нее точно хорошо продуктов дадут.
Так ему подобрали бекешу, конечно, далеко не новую: потертую и замасленную, многократно заплатанную, но все же достаточно теплую, а если носить ее на свитер, то и мороз не страшен!
Алеша уже давно перебрался в вагон-лазарет, где ехал старый фельдшер Никодим Мефодиевич и были сложены медицинские припасы — ящики с медикаментами, носилки, несколько санитарных сумок. На нары планировалось укладывать тех, кто требует медицинской помощи и наблюдения, но пока таких не было, все легкие болячки лечились амбулаторно и пострадавшие ехали вместе со своими товарищами.
В вагоне-лазарете остро пахло карболкой, здоровенная бутыль которой хоть и была плотно закрыта, но пробка не была притертой и пропускала запах, чрезвычайно въедливый. Алеша к нему быстро привык, а Мефодиевич, пожалуй считал его лучшим из запахов, свидетельствующим о санитарии и гигиене. Зато все окружающие сразу чувствовали, что рядом — "медицинский товарищ". Алеша знал, что карболовая кислота применяется в медицине с середины 19 века и даже на этот момент не устарела и подходит для проведения мероприятий по асептике — то есть уничтожения болезнетворных микробов в ране, обработке рук хирурга (даже лучше, чем ядовитая сулема) и вообще, любых поверхностей, где микробов быть не должно.
Для начала, сразу после того как комиссар представил его как помощника фельдшера, Мефодиевич устроил ему форменный экзамен на знание медицинских препаратов и инструментария (у него был чемоданчик с хирургическим инструментом и паровой стерилизатор). Лекарств практически не было — только средства для наружной обработки ран, включая спиртовой раствор йода. А вот с инструментарием Алеша "поплыл" — ну не знал он еще этих корнцангов и зажимов Кохера, хирургия у них начиналась с 3 курса, а для анатомии, изучавшейся на первых двух, достаточно было анатомического пинцета и большого брюшистого скальпеля для препарирования трупов. Плохо обстояло дело и с наложением повязок, когда Мефодиевич предложил повязать ему на голову "шапочку Гиппократа", Алеша даже не знал, что это такое.
Алеша пытался оправдываться тем, что проучился всего 3 неполных семестра, во время которых изучают общеобразовательные теоретические предметы: химию (целых четыре, включая аналитическую!), физику, иностранный язык, а из того, что практически нужно — разве что анатомию, и то — внутренние органы преимущественно в 4 семестре, который для него так и не начался. Ну не мог же он ему сказать, что в каждом учебном году полтора месяца собирают картошку в колхозе, а потом половину оставшихся академических часов изучают историю партии, исторический и диалектический материализм, научный атеизм и прочие общественные дисциплины, к практической деятельности врача отношения не имеющие.
— Да-с, молодой человек, сказал старый фельдшер, практических знаний у вас практически нет-с. Латынь-то вы хоть знаете? Латынь в фельдшерском объеме Алеша знал и латинские пословицы все перевел и добавил своих, а также выписал рецепт на латыни на ацетилсалициловую кислоту (спасибо занятиям латинским языком и фармкружку — обычный начинающий второкурсник и этого бы не смог написать).
— Ну вот это знатно, одобрил Мефодиевич. К латыни он относился трепетно, считая ее признаком настоящего доктора. Видимо, была у него давняя мечта стать настоящим лекарем, но для этого нужно было окончить университетский курс.
А про патентованное средство это я сыышал-с. Аспирин называется и делает его немецкая фирма Байер. До войны в Питерских аптеках он был, хотя и дорогой-с, как все патентованные лекарства, но как жаропонижающее — цены ему не было… Но, как война началась, поставки прекратились и из аптек он исчез, только из-за границы привозили у кого возможность была, да через Красный Крест получали, для раненых.
У нас вон есть несколько лихорадящих — простуда, а жаропонижающего — ничего.
— Никодим Мефодиевич, так ацетилсалициловую кислоту впервые получили из коры ивы, потом только начали химически синтезировать — там довольно простая формула. А Аспирин — он не только жаропонижающим эффектом обладает, но и болеутоляющим, и антитромботическим, то есть кровь несколько разжижает, что полезно сердечникам.
— Ну, с заболеваниями сердца больше по домам сидят, а не на войну едут-с. А вот по поводу коры — это точно, я слышал, что бабки-травницы при лихоманке ее во всякие сборы добавляют. В этих сборах два десятка травок, в общем — сено, но вот какое дело, выходит там ивовая кислота действует на жар. Как стоять где будем и ивы увидишь — наруби веток, обдерем кору и заварим. Попробуем этим отваром жар сбивать у наших больных.
На ближайшей остановке Алеша заприметил замёрзший прудик, возле которого теснились ивы. Он взял топорик, которым колол дрова для печки и отправился на заготовки.
— Эй студент, чего ты розги то тащиш? Мефодиевич тебя за нерадивость пороть вздумал или розгой фершалскую мудрость вбивать будет через задницу? Ха-ха-ха — покатились со смеху бойцы отряда.
— Да нет, это мы симулянтов пороть решили, чтобы выздоравливали быстрей. Процедура такая теперь будет, физиотерапевтическая!
Ободрав кору, Алеша приготовил отвар и пошел по вагонам лечить простудившихся с температурой. Давал им пить горячее питье маленькими глотками, объясняя, что это целебный отвар и им скоро полегчает. И правда, температура у больных стала снижаться и они пошли на поправку. Алеша не знал точно, какой вид ивы более богат ацетилсалициловой кислотой, может и правда угадал, или просто частое горячее питье и забота сделали свое дело, но по теплушкам пошел слух о лекаре-травнике. Прибавила Алеше уважения рабочих и пожертвованная на общее пропитание пальто-шинель, за которую какая-то деревенская баба тут же отвалила два большущих шмата сала и десяток яиц, которые пошли на доппитание заболевших. Его уже не называли "стюдентом" или "скубентом", а величали "братом милосердия", так Мефодиевич велел по аналогии с сестрами милосердия, Алеша же предпочёл название короче — "медбрат", так оно и прижилось.