Неизменно рядом
Шрифт:
Словно читая ее мысли, незнакомец сказал:
– Доброго вам вечера, мадам. Пусть мое присутствие вас не беспокоит. Я здесь, как и коллеги вашего супруга, по долгу службы. И намерение мои, как и их, самые благие. Пусть и противоположны.
– Кто вы? – спросила Лиля, не сразу поняв, что говорить ничего не мешает. Неприятное присутствие чужеродных предметов теле исчезло. Да и чувствовала она себя вполне здоровой. Ни боли в животе, ни тошноты, ни тяжести в голове.
– О, мадам, искренне прошу меня извинить. Мои манеры деградируют в окружающих меня
Он поднял осуждающий взгляд на противоположенную сторону. Лиля, проследив за ним, обернулась. Слева от кровати, напротив господина в цилиндре, стоял невысокий мужичек в тельняшке под бушлатом. Заметив взгляд женщины, он церемонно приподнял с головы тюбетейку.
– Здрасте, – прошипел он сквозь вытянутые в улыбке губы.
Аристократ тем временем продолжал:
– Я – Александр. Зная ваш проникновенный ум и наблюдательность, считаю лишним озвучивать цель моего визита …
– Да какой в пень ум, – перебил его тот, что в бушлате. – Умная разве заморит себя голодом?
От негодования глаза Лили сузились. Она резко привстала.
– Кто вы и что здесь делайте?
Мужичек было открыл рот чтобы ответить, но компаньон перебил его:
– Это именно то, о чем я давеча вам говорил, мадам. В таком окружении невозможно сохранить достоинство. Не в моих привычках жаловаться, но терпение на исходе. Призываю вас быть выше невежества и хамства.
– Нда!? Не реагировать на оскорбления?
– Именно! – обрадовался долговязый, и тут же осекся. – Я в том понимании что вы правы, реагировать не следует.
– Даже если так, – настаивала Лиля, – мои вопросы остаются в силе.
– Разумеется. Прошу вас осмотреться.
Женщине захотелось ответить что-то колкое, но тут до нее дошло, весь этот странный диалог, ее движения, присутствие посторонних, спор, никак не влияли на усилия врачей. Они продолжали суетились над ней, пихая в тело лекарства, производя непонятные манипуляции. Возня напоминала ей ритуальный танец древних шаманов. Если вдуматься, современная медицина ничем не отличается от ветхих заговоров, заклинаний и прочих камланий. Срок пребывания в бренном теле, как и тысячи лет назад, находится в руках совершенно иных сил. Ничего не изменилось, несмотря на то, что бубны превратились в аппараты МРТ, а травяные зелья на «эффективные» препараты. И эти силы, силы перегоняющие души из одного нахождения в другое, решили – ей пора.
Лиля обомлела. Насторожило ее не то, что с ней происходит, а то с какой легкостью смирилась с решением тех самых сил. Но более всего беспокоило другое. Виктор. Как он переживет ее смерть? Как он справиться с утратой? Как он будет жить дальше? Ведь он так ее любит.
– Я же говорю – дура, – вспрыснул мужик в бушлате.
– Шура! – вскочил долговязый. – Вы переходите все границы! Я требую сатисфакции!
– Да ладно тебе, – отмахнулся нахал. – Сатисфакции он хочет.
– Я к вашим услугам! Предоставляю вам право выбора оружия! – не сдавался аристократ.
– Остынь. Сам знаешь, не выйдет.
– Очень жаль, – продолжил долговязый тоном возвращающимся к нормальному, – что законы нынче другие.
– Не могу знать о каких законах вы говорите, – встряла Лиля, – но если мужчина может безнаказанно оскорблять женщину …
Она подчёркнуто замолчала, с нажимом произнеся слово «мужчина» – намек на то, что не собирается опускаться до уровня уязвлений.
– Ну, гражданочка, – серьезно заговорил Шура, – никто тебя не того … не оскорбляет. С чего ты взяла? Я говорю правду, по-другому не умею. А если правда тебе не нравиться, стало быть сама себя оскорбляешь.
Врачи продолжали суетится. Оголили Лиле грудь, обнажив выпирающие ребра. Рома Кушнир, весь взмокший, перешел на крик. Другой врач, Лиля его не знала, приложил к ее груди похожие на два утюга приспособления. Где-то, казалось в соседней комнате, раздался вскрик: «Разряд!» и тело женщины выгнулось дугой.
– А насчет дуры разъясняю, – продолжил Шура. – Не знаю как у вас, у буржуев, а у нас у простых так зовется доверчивая, простодырая баба, каковая верует во всю брехню. А когда прозревает, считает себя виноватой. Я ясно излагаю?
Лиля повернулась к долговязому. На худом лице повисла маска сожаления. Значит и он так думал. Думал что она дура. Молчал из жалости и такта. Кто и почему ее обманывал женщина не понимала. Не хотела понимать. Нарисованная ею реальность вполне устраивала своей идеальностью.
– Вы для этого сюда пришли? Сказать что я дура? Отлично. Считайте поручение выполнено. Еще что-нибудь?
– Весела аль хмура, все равно ты дура, – гоготнул морячок, поднимая с пола кирку. – Идем!
– Атанде, мон ами, – остановил его Александр, – смею предположить, то есть нет, я однозначно усматриваю в сложившийся ситуации некую несправедливость. Ммм … мадам Лили, в силу своего покладистого характера, не желает нам возразить. Но смирение ее, проявляется, так сказать, по привычке. Думаю, нам следует объясниться.
– На те, – прыснул толстячок, – то те этот … как его? … план гони, то нет, давай с каждым вошкаться. Сказано же, «согласная я» и это … как его? … «поручение выполнено». Так что, полный вперед! Айда!
– Нет, Шура. Это неправильно. Извините, мадам, но нам надо кое-что вам показать.
– Мне ничего не надо, – сказала Лиля, вставая с кровати на которой осталась лежать ее тело. Врачи, не теряя надежды, продолжали реанимацию. – Куда идти?
– Сюдою, гражданочка, – поспешил крутануть киркой морячок. – Просю!
В спертом воздухе образовалась зеркальная брешь. Шура занес ногу чтобы шагнуть в вечность, но долговязый воскликнул:
– Одну секундочку! Согласно второму параграфу, статья …
– Саша, твою мать! – морячок скорчил рожу наперсточника уличенного в обмане. – Законник хренов! У нас дел невпроворот! Шеф торопит …
– Александр прав, – раздался тихий, но твердый голос.
У окна, заслоняя мультяшную луну, стоял мрачный силуэт в рыбацком плаще.
– Покаяние веденого в заблуждения ни я, ни Цербер не примем.