Неизвестная война. Тайная история США
Шрифт:
Забегая вперед, стоит упомянуть, что все эти международные конгрессы по запрету работорговли и вся суета военных флотов «великих держав» так и не искоренили полностью торговлю «черным деревом», как выражались работорговцы. Антиработорговые «саммиты» происходили и в 1890 г. в Брюсселе, и даже в 1926 г., уже под патронажем Лиги Наций… (209).
Но вернемся в Америку. В 1833 г. английский парламент принял еще более прогрессивный закон, освободивший всех рабов в английских владениях Вест-Индии. Отдельные американские циники стали говорить, что прогресс тут совершенно ни при чем, и оказались правы: дело заключалась в том, что английские плантаторы Вест-Индии стали тысячами завозить к себе батраков-индийцев, которые обходились дешевле рабов. Однако, как легко догадаться, в Англии по этому поводу
В США же к тому времени в северных штатах почти не осталось рабов (к 1840 г. северяне имели в собственности всего-то тысячу чернокожих). Зато Север, как ни в чем не бывало, продолжал продавать рабов на Юг – как-никак всякий был волен распоряжаться своим имуществом. Кто-то из северян, более совестливый, выписывал своим неграм вольную, а кто-то продавал их на плантации… Ну и, разумеется, северяне играли первую скрипку в той самой контрабандной торговле живым товаром.
На своей территории Север работорговлю запретил – но не делал даже попыток запретить ее на Юге. В 1834 г. бывший президент США Мэдисон, из-за неурожаев погрязшей в долгах, чтобы рассчитаться с кредиторами, преспокойно продавал своих невольников, что никак не влияло на его репутацию видного политика. Человек был в своем праве…
В первой половине XIX в. в американский обиход вошел и широко распространился термин «линия Мейсона – Диксона» – условная граница между рабовладельческими и свободными штатами, отделявшая Пенсильванию от Мэриленда. Линию эту нанесли на карты еще в XVIII в. два английских астронома, Чарльз Мейсон и Джереми Диксон, вовсе не предполагавшие, что их честные имена будут таким образом увековечены.
Это была граница не просто между двумя штатами, не просто между «рабовладельцами» и «свободными». Смело можно сказать, что линия Мейсона – Диксона как-то незаметно стала пограничной чертой между двумя мирами, двумя типами цивилизации, двумя этносами. Ошибкой было бы говорить о северянах и южанах как о двух разных нациях, хотя, несмотря на общий язык, между ними имелись серьезные различия.
Но прежде чем поговорить об этом, рассмотрим не менее интересную проблему: специфику американского характера (каковое понятие в равной степени касается и северян, и южан). Причины многих войн, революций, мятежей и гражданских междоусобиц как раз и кроются в национальной специфике того или иного народа. В полной мере это касается и американцев. Гражданская война в США была не абстрактной «междоусобицей», а в первую очередь американской гражданской войной, вызванной во многом чисто американскими особенностями.
Давайте посмотрим, что это были за особенности.
5. Загадочная американская душа
Пожалуй, первейшее, главнейшее отличие американской действительности того времени от европейской – это, называя вещи своими именами, пренебрежительное отношение к центральному правительству, к «этим парням из Вашингтона». Очень многие американцы уже с трудом сознавали, зачем им, собственно, центральное правительство. Все насущные вопросы, интересовавшие среднестатистического гражданина США, обычно решались на местном уровне: городской муниципалитет, окружные власти, власти штата. Федеральное правительство выглядело докучливым дармоедом, которого неведомо почему приходится содержать. Это отношение к «парням из Вашингтона» крайне удивляло заезжих иностранцев, привыкших в Европе совершенно к другому – но тут уж в полной мере проявляла себя та самая американская специфика…
В Европе сильное центральное правительство и сильная армия были жизненно необходимы: при малейших признаках ослабления какого-либо государства соседи тут же весело на него наваливались, урывая в свою пользу сколько возможно. Новорожденные США были лишены сильного внешнего врага по соседству. В английской Канаде было слишком мало войск, чтобы представлять для США серьезную угрозу. Примыкающие к территории США с юга испанские владения вообще не располагали чем-то, хотя бы отдаленно похожим на сильные гарнизоны. Что до регулярной армии, то еще в период английского владычества выяснилось: регулярные воинские части малоэффективны против единственного внешнего врага, который имелся – индейских воинов. Солдат учили вести бой с такими же, как они, а не со стрелявшими из-за каждого куста краснокожими, поэтому против индейцев с самого начала дрались не армейцы, а набранная из поселенцев милиция штатов, перенявшая у индейцев их же правила боя. Так что и армия у молодой республики была крохотная, служить в ней считалось непрестижно.
Один из историков сформулировал взгляд американцев на государство так: «А зачем, собственно, оно было нужно? Дороги проводили города, дома строили горожане, они же мели улицы перед каждой дверью, канализации не было, освещением снабжала луна, электричество еще не открыли, газовый свет не изобрели, железных дорог не существовало, корабли принадлежали судовладельцам, армия была излишней, убийцам тогда еще не предоставляли апартаменты и полный пансион, их просто вешали, судейскую братию оплачивали граждане, ведь судьей мог стать любой честный малый, у которого варил котелок. Где было это государство, когда на поселок напали индейцы? Где было государство, когда сгорел целый городской квартал? Где было государство, когда град побил урожай или начался падеж скота? И что такое это чертово государство?» (170).
Не только каждый штат, но и каждый городок, каждый житель США чувствовали себя чем-то вроде суверенного образования, не зависящего ни от чьих приказов, указаний и директив. Центральное правительство было едва ли не миражом – а значит, не существовало и сильного государственного аппарата, чье давление на себе сызмальства привык ощущать каждый житель старушки Европы. Судей и полицейских выбирали сами жители американских городов, чиновники были немногочисленны и в подавляющем большинстве не сверху спущены, не из столицы присланы, а назначены местными муниципалитетами. Смело можно сказать, что США делились на четыре миллиона сепаратных государств – по числу жителей…
Огромную роль в этом повальном сепаратизме играла и пуританская идеология, изначально направленная против сильного государства, сильного правителя, сильного государственного аппарата. Согласно теоретическим воззрениям пуритан (которые они то и дело старались применять на практике), государство – это «общественный договор» между властью и народом. Народ имеет право на максимальные свободы, а ежели правитель попытается эти свободы хоть в малейшей степени ущемить, его следует прогнать в шею (то, что под народом понимались те самые «избранные», сути не меняло). Тысячи пуритан вынуждены были бежать в американские колонии как раз из-за того, что пытались проводить в жизнь эту доктрину в Англии – и, оказавшись за океаном, в своих взглядах лишь укрепились…
Наиболее четко эти идеи сформулировал английский философ Джон Локк в «Двух трактатах о государственном правлении» (1690): основная задача государства – защита жизни, свободы и собственности граждан. А вот руководить и указывать – не сметь! Пуритане развили эту теорию, заявляя: защитить себя и сами сможем! У каждого под кроватью два мушкета, даже у бабушки пистолет под рукой. Зачем нам государство?
Маслица в огонь подливали квакеры – протестантская секта, основанная в середине семнадцатого столетия английским ремесленником Джорджем Фоксом под названием «Общество друзей». Пожалуй, среди всех неисчислимых протестантских течений это были самые симпатичные люди: они не навязывали никому силой своих убеждений, были непротивленцами злу и пацифистами, с самого начала решительно выступали против рабства и истребления индейцев. А еще – стремились к максимальной свободе. Квакеры искренне недоумевали: почему судья, шериф, чиновник – свободный индивидуум – смеет ограничивать права и свободы столь же свободных и неповторимых личностей, независимых индивидуумов? И, будучи доставлены к судье или в полицию, держались соответственно, на все казенные вопросы недоуменно вопрошая: по какому ж это праву, мил человек, ты на нас протоколы пишешь? Нет у тебя права допросы учинять и показания снимать, Господь не велит! Ты, конечно, личность, но и мы – личности, над нами один Бог властен!