Неизвестная война
Шрифт:
В конце ноября 1944 года я с большой радостью сообщил Линдеру о присвоении ему звания унтерштурмфюрера и награждении его Рыцарским крестом, о чем я ходатайствовал ранее. [258]
Мы знали, что неприятель, безусловно, заметит марш на север 2000 человек. Поэтому нами было определено, что Шерхорн разделит свой «легион». Больные и раненые должны были перевозиться на крестьянских повозках. Они едут более медленно и подвергаются большей опасности. Поэтому требовался арьергард, который поручили возглавить прапорщику П., обнаружившему после многих недель скитаний подполковника и наших коллег; после этого он наладил с нами связь. Подполковник и унтерштурмфюрер Линдер
258
Вероятно, Скорцени ошибся с фамилией офицера, о награждении которого ходатайствовал. Линдер не фигурирует среди награжденных Рыцарским крестом.
Наступила зима. С беспокойством мы следили за «долгим маршем» наших храбрых товарищей.
Обе колоны отправились в путь в ноябре. Иногда их обнаруживали советские спецподразделения, и тогда необходимо было сражаться, затем исчезать или же менять направление движения, маскироваться днем и продвигаться ночью. Ночами, в установленный час, наших людей обеспечивали самолеты «Бомбардировочной авиационной эскадры 200». Мы старались по карте определить квадрат, где необходимо произвести сброс, но колонны маршировали как могли, отклоняясь от установленного ранее маршрута. Поэтому иногда обнаружить их становилось довольно сложной задачей, таким образом мы потеряли много укомплектованных партий груза, собирать который нам становилось все труднее.
Средний темп марша через леса и болота редко превышал 4–5 километров в сутки. Мы с беспокойством следили за колонной, и у нас появилось предчувствие, что наши несчастные товарищи никогда уже не увидят Германию. Осознание этого наполняло нас горечью, ведь эти люди заслужили, чтобы остаться в живых.
В течение нескольких месяцев мы делали все, чтобы облегчить их страдания и любой ценой найти топливо, необходимое для полетов. Вскоре самолеты летали уже только раз в неделю… Позже случилась катастрофа: бензина не было, и, к нашему великому горю, мы вынуждены были прекратить полеты.
В феврале 1945 года мы получили радиограмму унтерштурмфюрера Линдера: «Я с первой группой добрался до озер. У нас нет продовольствия, нам грозит голодная смерть. Можете ли вы нас принять?» Мы не могли. У нас уже не было ни «хейнкелей», ни топлива. Я находился тогда в городе Шведте-на-Одере. Под моим командованием была дивизия, организованная из различных подразделений. Я выходил из себя, думая о запасах бензина и продовольствия, попадавшего ежедневно в руки наших врагов на Востоке и Западе, либо бессмысленно уничтожавшегося. Во Фридентале наши операторы каждую ночь сидели у приемников, ожидая известий, только известий… так как мы уже не могли дать им ничего, даже надежду.
Позже мы были вынуждены оставить Фриденталь и переместить наш штаб в Южную Германию. Операторы все еще напрягали слух на соответствующих частотах. Сигналы, приходившие от «пропавшего легиона», становились все слабее. Последняя радиограмма Линдера была самой трагической — он просил только немного топлива для генераторов подзарядки батареек радиостанции: «Я хочу только поддерживать с вами связь… Слышать ваши голоса…» Был апрель 1945 года. Позже наступила тишина.
В апреле и мае 1945 года, а также во время пребывания в тюрьме я часто думал о Шерхорне, его храбрых солдатах и наших добровольцах, принесших себя в жертву, чтобы спасти 2000 товарищей. Что с ними случилось? Меня мучила неопределенность. Сообщениям Шернхорна и наших радиотелеграфистов всегда предшествовал условленный шифр, постоянно менявшийся согласно предварительной договоренности. Все полученные нами радиограммы соответствовали принятым принципам. Однако же, находясь в заключении, я многое узнал о методах радиоперехвата, применяемых победителями. Я задавал себе вопрос, не проводила ли советская разведслужба с нами все это время так называемую радиоигру.
Позже, когда немецкая коммунистическая пресса опубликовала по делу Шерхорна большие репортажи, озаглавленные «Советы надули Скорцени», знание мной советских методов работы позволило сделать вывод, что мои опасения были напрасными.
В начале января 1973 года венгерский военный врач, доктор Золтан фон Тот, написал мне письмо, содержание которого я привожу.
Доктор Золтан фон Тот попал в плен в Будапеште 14 февраля 1945 года. Военный полевой суд приговорил его к 25 годам принудительных работ, и ему пришлось сидеть в различных советских лагерях. В феврале 1946 года он оказался в Печерском лагере, расположенном в 200 километрах на юго-запад от сибирской Воркуты. В лагере находилось примерно 30 000 заключенных — немцев, венгров, болгар и других. Он «лечил» в бараке примерно 600 тяжелобольных, но лекарства отсутствовали, и большинство осужденных не выжило.
«Я отлично помню, — написал врач, — что, в частности, мне пришлось заботиться об офицере войск СС, Вилли Линдере из Магдебурга. Ему было около двадцати шести лет, и он болел сложной формой туберкулеза легких. В тех условиях, в которых мы находились, у него не было шансов… Он был необыкновенно умным и храбрым парнем».
До того как Линдер умер в Печоре в марте 1946 года, он рассказал Тоту свою историю.
До апреля 1945 года мы действительно поддерживали связь с подполковником Шерхорном. Линдер находился в первой колонне Шерхорна, в которой дошел до озер вблизи Диненбурга. Вторая колонна под началом офицера одной из парашютных групп добралась туда немного позже. Был уже февраль 1945 года, из колонны Шерхорна выжило только 800 человек. Сначала они напрасно ожидали, что будут обнаружены нашими самолетами и эвакуированы, затем ожидали лишь снабжения, а в конце, что кто-нибудь с ними поговорит.
В конце апреля 1945 года 800 офицеров и солдат были окружены частями НКВД. Бои продолжались несколько дней; обе стороны понесли большие потери. Полковник Шехорн был ранен…
Вначале с военнопленными обходились хорошо, но позже всех приговорили к обычным 25 годам принудительных работ, после чего разослали по разным лагерям. Шерхорн вылечил раны, полученные в последних боях.
Этот рассказ совпадает с ходом событий, известных нам по радиограммам.
Доктор Золтан фон Тот заканчивает свое письмо следующим образом:
«Может быть, вам будет также интересно, что в 1955 году я встретил генерал-майора Ломбарда, который был заключенным. В первый раз мне довелось его видеть 15 октября 1944 года в Будапеште. В начале войны он служил в звании подполковника в ставке фюрера — это он сообщил Гитлеру о полете Рудольфа Гесса в Англию. Генерал Ломбард встречал подполковника Шерхорна в одном из многочисленных лагерей, через которые ему пришлось пройти. Генерал Ломбард вернулся в Германию в 1953 году, и также молено предположить, что вернулся и полковник Шерхорн, если ему удалось выжить в плену. Однако, возможно, он проживает в ГДР.
Полковник Скорцени, я предоставляю вам право использовать эти воспоминания…»
Я лично беседовал с доктором Тотом, вышедшим из плена в 1953 году. Он рассказал мне больше о Вилли Линдере, «пропавшем легионе» и жестоком заключении, которое ему пришлось разделить со многими храбрыми солдатами. Многие из них умерли на его глазах по причине плохого обращения, голода и холода.
«Невозможно описать, что творилось в течение более десяти лет в советских лагерях для военнопленных, — сказал он мне. — Это правда, что через год или два после смерти Сталина [1953], тех, кому удалось выжить в предыдущие страшные годы, уничтожали уже с меньшим энтузиазмом. В живых осталось примерно 20 процентов военнопленных».