Неизвестные солдаты кн.3, 4
Шрифт:
Виктор встал с ящика, присел несколько раз, чтобы разогнать кровь. Хотел помахать руками – но ударился локтем: в дзоте не развернешься, полтора метра от стены до стены. Через амбразуру виднелась впереди кочковатая низина, за ней поблескивала среди зеленых зарослей река Оскол, а еще дальше, на высоком правобережье, петляла серая от пыли дорога. Обычно немцы пользовались ею только ночью, но в последние дни обнаглели, их мотоциклисты и даже грузовики появлялись в любое время.
Еще на Северском Донце пристали Дьяконский и Вышкварцев к гвардейской дивизии, вырвавшейся из окружения. Всю первую половину июня медленно отходили
В темноте немецкие разведчики лазили по ничейной земле. Порой забирались даже в траншеи. Поэтому до рассвета дежурили все трое, постреливая для острастки из пулемета. Артиллеристы, стоявшие за спиной пехоты, не шибко надеялись на нее, вырыли окопчики впереди батарей и держали там собственное прикрытие из ездовых и другого люда, без которого можно обойтись непосредственно на огневой.
Немцы, не беспокоившие нашу оборону целую неделю, опять оживились. И движение по дороге, и набеги разведчиков, и пристрелочная стрельба с закрытых позиций – все это неспроста. Можно было ожидать новой атаки. Но не раньше, чем утром. Немцы любят светлое время. Темнота мешает им использовать технику…
Наверху послышался шум. Виктор вылез в траншею. Там стоял командир батальона, недавний ротный, разбитной парень-фронтовик, повалявшийся в госпиталях. Вероятно он только что подошел: запыхался, лицо потное.
– Эй, Дьяконский, у тебя какое образование, восемь классов? – спросил комбат.
– Среднее.
– Чего же ты молчишь, так твою так!
– А ты спрашивал?
– А чего мне спрашивать, начальство спрашивает. Мотай вместе с Вышкварцевым в штаб дивизии.
– Зачем?
– Откуда я знаю! Приказано выслать в штадив всех, у кого восемь и больше. Так что валяйте. Я тут сам с вашим татарином посижу. А вы – рысью, к четырнадцати чтобы быть там!
Штаб дивизии находился в березовой рощице, в четырех километрах от передовой. Виктор, хоть и легок был на ноги, все же взмок, пока добрался туда по такой жаре. Рядом со штабом в землянках на склоне оврага размещались медсанбат и дивизионный обменный пункт.
Сержантов и старшин, вызванных с передовой, собрали возле крытого грузовика. Прибежал распаренный майор, дал каждому по анкете, отпечатанной на машинке, и велел скорее заполнить. Два писаря вытащили из землянки стол, принесли ручки и чернила.
Виктор посмотрел вопросы: год и место рождения, национальность, образование, партийность, когда принял присягу, в каких частях служил и на какой должности, какие награды, ранения… О родителях не спрашивалось, и он облегченно вздохнул.
Майор собрал листки. Приказал всем почиститься и надеть медали, у кого есть, а сам исчез. Вышкварцев прицепился к писарям: в чем дело, почему спешка? Те отмалчивались, но настойчивый старшина все же выведал,
Кто-то выпросил у радистов сапожную щетку. Ребята принялись чистить заскорузлые разбитые ботинки и сапоги. Двое брились, поставив осколок зеркала на подножку машины. Почти у всех были медали, а у одного старшины даже орден Красного Знамени.
– Вот это народ! – с восхищением сказал Вышкварцев. – Вот таких посади сорок гавриков на километр, мы любую атаку отразим!
– Пока что по сорок не получается, – усмехнулся. Дьяконский. – Пока что по два гаврика…
Только успели бойцы навести с помощью слюны и щетки кое-какой блеск на свою обувь, пришел интендант и повел их к обозным двуколкам. Там каждый получил новенькие сапоги с зелеными брезентовыми голенищами – легкие и удобные, как раз для лета.
Через пару часов все выстроились на полянке. Появился командующий армией, худощавый и по-кавалерийски кривоногий генерал-лейтенант. Поздоровался басовито, кивнул, довольный дружным ответом. Взял у командира дивизии лист и неторопливо зачитал приказ о присвоении званий младших лейтенантов. Поздравил, прошел перед строем, вглядываясь в лица. Остановился перед старшиной с орденом, спросил:
– За что?
– Взял в плен немецкого майора, товарищ генерал-лейтенант! – гаркнул тот.
– Подвернется полковник – не упускай. А сейчас наша задача – стоять на Осколе. Немцы подтянули танки, вот-вот начнут. На вас, на ветеранов, самая большая надежда. Пока есть еще время – учите бойцов. Ну, желаю вам успехов в бою!
Командующий ушел, а командир дивизии вместе с майором распределили новоявленных младших лейтенантов по полкам. Десять человек, среди них Вышкварцев и Дьяконский, были назначены командирами рот, остальные – взводными. Командир дивизии был сердит и выговаривал майору, что тот не воспользовался случаем и не собрал больше людей, так как сорока лейтенантов не хватит и на половину вакантных должностей.
Потом их повели получать пополнение. Дьяконскому дали восемнадцать человек, из них шестеро казахов. Люди все в возрасте, лет за тридцать, но на фронте впервые. Виктор прикинул: два десятка бойцов осталось у них в роте, да еще восемнадцать, это уже кое-что.
Теперь он спокоен за свой километр фронта и за левый фланг: слева была рота Вышкварцева. Сам развел новичков по местам, приставил к каждому опытного бойца, назначил двух сержантов командирами взводов.
Вечером явился в гости Емельян. Сказал, посмеиваясь:
– Ну, приятель, в гору пошли, только далеко ли уйдем? Этот кубик в петличках наполовину шансы выжить убавил. Если смотреть на круг, кто в первую очередь на войне гибнет? Командиры рот да Ваньки-взводные. В атаку всегда впереди, всегда личным примером… .
– Ладно, – в тон ему ответил Виктор. – Мы в батальонные командиры выбьемся. А батальонных реже закапывают. Они все-таки чуть подальше от переднего края.
– Значит, будем делать карьеру? – подмигнул Емельян. И уже серьезно спросил: – Ты доволен, Витя, ты ведь хотел командиром быть?..
– Доволен, конечно, – не совсем уверенно ответил Дьяконский. – Понимаешь, я знаю, что у меня получится, это не самоуверенность, это просто по силам. Но вот радости настоящей не испытываю. Мечтал, рвался, любил военное дело… А теперь на многое по-другому смотрю. Война опротивела.