Неизвестные солдаты
Шрифт:
Антонина Николаевна неопределенно хмыкнула, спросила:
– Ты собираешься его защищать?
– Нет. Мальчишка был пьян.
– Так уж и пьян, - обронила Марфа Ивановна.
– От него пахло водкой, этого достаточно. Беспрецедентный случай. Григорий Дмитриевич любил употреблять мудреные словечки, угнетающе действовавшие на Марфу Ивановну.– У мальчишки экзамены на носу, а он амурничает, целыми днями курсирует неизвестно где.
– Учит... Я ведь вижу.
– Мама, не оправдывай, - вмешалась Антонина Николаевна.
– Да я
– Надо, Тоня, принять решительные меры. И прежде всего - изолировать его от теперешней обстановки.
– Что ты предлагаешь?
– Отправить в Стоялово, к Ивану.
– Да, маленькие детки - маленькие бедки, а большие детки - большие бедки!– вздохнула бабка.– Давно ли было - крапивой пригрозишь Игорьку - и ладно все!
– Не грозить, стегать его надо!
– Теперь поздно - за девками бегает, - улыбнулся размякший после чая Григорий Дмитриевич, - крапива не поможет.
– У тебя игривое настроение?! Не понимаю, - возмущенно пожала плечами Антонина Николаевна.
– Что же теперь - слезы лить? Перемелется - мука будет. А ты не возмущайся, Тоня. Дело обговорили, все ясно.
– Звать его, что ли?– заторопилась бабка, радуясь, что разговор кончается мирно.
Игорь вошел в комнату медленно. Остановился в темном углу. Антонина Николаевна надела пенсне. Отец старательно хлюпал трубкой, раскуривая.
– Игорь, - толос матери сух и строг.– Ты понимаешь, что ты сделал?
– Угу. Подрался.
– Боже мой, и ты так спокойно говоришь об этом.– Ведь ты не мальчик, взрослый человек. Отец, слышишь?
– Слышу... Пьяный был?
– Нет, папа. Я уже лотом выпил.
– Все равно. Это плохо.
– Я знаю.
– Ну, а Пашке-то здорово досталось?
– Порядочно, - улыбнулся Игорь.
– Отец, о чем ты говоришь!– возмутилась Антонина Николаевна.– Мама, ты только послушай: они обсуждают, кому больше досталось. Да вы понимаете, с какими глазами я завтра на улицу выйду? Я воспитываю детей в советской школе. А мой собственный сын дерется из-за девчонки, пьет водку, идет через весь город в синяках...
– Но ведь это же я, а не ты, - возразил Игорь.– Я и в ответе.
– Молчи, негодяй! Вот уж не думала, что у меня растет такой эгоист!
Игорь низко опустил голову. Ругань - не деловой разговор, тут не ответишь.
– Ну, вот что, - произнес Григорий Дмитриевич.– Завтра ты едешь к дяде Ивану. Будешь жить там до экзаменов.
– К дяде Ивану? Но как же...
– Все. Без возражений. Возьмешь с собой учебники. Хватит баклуши бить. А теперь отправляйся спать.
Игорь шагнул к двери, но мать остановила его.
– Ты обещаешь, что это не повторится?
– Постараюсь.
Выбравшись из комнаты, Игорь облегченно вздохнул. Будто гора с плеч. Разговор оказался не очень страшным. Ехать к дяде Ивану - не так уж плохо. Надо же в конце концов и позаниматься.
Он вышел во двор. Ночь была прохладной и звездной. В тишине слышалась
– В ссылку, значит, - оказал себе Игорь.– В Сибирь, на каторгу... Ну, это ничего, могло быть и хуже. Надо только ребят предупредить, чтобы проведать пришли.
* * *
Между лесом и деревней протянулся по косогору колхозный сад. Длинными шеренгами стоят яблоньки на белых от известки ногах. В верхней части сада, что ближе к лесу, - ряды аккуратно подстриженных кустов крыжовника. Среди кустов шалаш сторожа, деда Сидора. Старик въедливый, ко всем цепляется, всех поправляет, и за это кличут его по-уличному Крючком. Прозвище это прилипло к деду давно, никто не помнит его настоящую фамилию. Известна она только в сельском Совете.
В саду дед Крючок обосновался прочно, перетащил в шалаш дерюгу для подстилки, тулуп, медный котелок. Держа под мышкой старую берданку, заряженную солью, несколько раз в сутки обходил свои владения. Мальчишки боялись его - дед стрелял, не предупреждая.
Днем старик поправлял чучела, смотрел, не завелась ли вредная гусеница. Вечером рано ложился спать. До полуночи сад стерег Иван Булгаков. У него маленький шалаш в том конце яблоневых посадок, который почти вплотную примыкает к деревне.
Прожив в Стоялове двое суток, Игорь пошел на дежурство с дядей Ив алом. Прихватили с собой чайник. Пока Игорь бегал к ручью за водой, дядя Иван развел костер, воткнул в землю палки-рогульки.
Пасмурный, сырой день угасал, медленно наползали сумерки, суживая горизонт. Воздух был теплым и влажным от прошедшего недавно дождя. В низине над рекой белым дымком вился туман.
Вся деревня хорошо видна с косогора: два ряда изб, крытых соломой, новый белый сруб правления колхоза. За околицей, возле реки, просторный выгон. Деревня казалась пустой и унылой. Изредка перейдет улицу баба с коромыслом. Трое ребятишек в длинных рубахах копошились у плетня. Щипали траву стреноженные лошади. Игорю скучно было смотреть на затихшую деревню, тянуло в Одуев, к людям.
Хорошо побывать в Стоялове раз в году, когда ясная погода. Походить за грибами, поваляться на лугу. А ведь многие проводят в деревне всю жизнь. И сколько таких - большинство! Они выращивают хлеб, везут в город молоко, мясо. Эти люди необходимы всем, они - основа основ.
– Чего задумался, Игорек?– окликнул дядя Иван.
– Так... Смотрю на деревню, и грустно становится... Ведь тут моя родина. В этих избах прадеды мои жили. Отец, когда молодой был, эту землю пахал. И ты вот... А я будто чужой здесь.
– Отвык, - улыбнулся дядя Иван.– Вот поживешь месяц и уезжать не схочешь... А летом в деревне завсегда веселья мало. Люди с солнцем встают, весь день на работе. Наломаются - и спать. По гостям зимой ходим.
Закипел чайник. Бурлящая вода вырвалась из носика, полилась на костер. Дядя Иван подхватил чайник за ручку, поставил на землю.