Неизвестные страницы истории российского флота
Шрифт:
Известный террорист-эсер Иван Каляев: «Эсер без бомбы — не эсер!»
Главный печатный орган партии анархистов — газета «Хлеб и воля»: «Только враги народа могут быть врагами террора!»
Большевик Н. Ростов: «Актов партизанской войны… социал-демократы совершили много, в том числе и большевики».
Известный революционер-народник В. Бурцев: «Политический террор имеет такое решающее значение в жизни пашей родины. Его влияние так глубоко и всеобъемлюще, что перед ним все другие разногласия… должны исчезнуть».
Цена человеческой жизни не стоила в глазах революционеров и копейки!
Отметим, что если предположить причастность какой-то из радикальной революционной
Но не только революционеры-радикалы могли теоретически взорвать «Императрицу Марию». Как известно, Февральская революция 1917 года явилась детищем вовсе не боевиков подпольных партий, а вполне «добропорядочных» господ из промасонской партии конституционных демократов (или, попросту, кадетов). Они тоже, как могли, раскачивали в 1916 году «государственный корабль», и взрыв «Марии» с последующими «разборками» по этому поводу был на руку и им. Вспомним весьма заслуживающее внимания высказывание В.И. Ленина: «Не случайно ведь также и то обстоятельство, что многие русские либералы… всей душой сочувствуют террору и стараются поддержать подъем террористических настроений».
Вполне возможно, что в случае с «Императрицей Марией» мы имеем дело не с чисто революционным следом, а с некоей многосложной и многоходовой операцией, в которой, помимо революционеров-террористов и находящихся под их влиянием рабочих (а может, и матросов), весьма активно участвовали и германские разведчики-диверсанты. У каждой стороны могли быть в данной акции не только свои цели, но и свои обязанности, определенные по предварительной договоренности.
В этой связи необходимо вспомнить и достаточно старую версию Александра Солженицына. В своей книге «Ленин в Цюрихе» он описал встречу Ленина с известным политическим авантюристом и мультимиллионером Парвусом. Последний тогда якобы заявил Ленину: «…Я вот этими самыми рукам взорвал „Императрицу Марию“». Таким образом, Солженицын намекает, что взрыв «Императрицы Марии» был инспирирован мировой революционной закулисой с целью дальнейшего нагнетания внутриполитической обстановке в России для ускорения там социального взрыва, что привело бы не только к выходу России из войны, но и к полному развалу великой державы.
Отметим, что из этой фразы следует и то, что партия большевиков к данной акции никакого отношения не имела. В противном случае Ленин бы и сам прекрасно знал, кто из его партийцев и как взрывал царский линкор. Что касается Парвуса, то, как известно, помимо российских социал-демократов, он сотрудничал и с российскими эсерами, а кроме того, являлся весьма значимым, деятельным агентом германского Генерального штаба.
«В борьбе с русскими мы сможем себе позволить действия, на которые не дерзнули бы с равноценным противником». Эти слова, содержащиеся в рапорте Генерального штаба Германии за 1913 год, определяли для германского военно-политического руководства будущие методы ведения войны с «восточными дикарями».
Вспомним необычно мягкие приговоры Верману и его соратнику по шпионской деятельности Сгибневу. Почему советская Фемида лишь «пожурила» этих матерых шпионов, нанесших немалый вред секретности кораблестроения в СССР? Может быть, потому, что в своей дореволюционной деятельности и Верман, и Сгибнев имели какие-либо контакты с революционными группами, а может, и вовсе пользовались их услугами? Ответа на эти вопросы у нас нет.
Увы, но на сегодняшний день, кроме теоретических домыслов о возможной причастности революционеров к взрыву «Императрицы Марии» и приведенной Солженицыным фразы, якобы некогда сказанной Парвусом Ленину, мы никаких иных доказательств «революционной» версии организации диверсии на черноморском линкоре не имеем.
Ветка сакуры
В диверсионной версии гибели «Императрицы Марии» существует и, казалось бы, на первый взгляд весьма экзотический — японский след. Экзотический потому, что с Японией к 1916 году мы вроде бы уже давно не воевали, а наоборот, дружили, так как Япония была нашим союзником по антигерманской коалиции. Однако Восток, как известно, — дело тонкое. И как знать, не волновало ли уже тогда японскую разведку весьма быстрое военно-морское усиление России, которое могло бы в недалеком будущем привести к желанию реванша за 1905 год?
Из воспоминаний капитана 2-го ранга А. Лукина: «…В мае 1916 года старший офицер подводной лодки „Тюлень“, лейтенант Чириков, был вызван к начальнику штаба командующим флотом.
— Завтра приезжает японский агент. По приказанию командующего вы назначаетесь состоять при нем. Явитесь к флаг-капитану оперативной части. От него получите все указания!
Лейтенант отправился к флаг-капитану.
— Садитесь и ознакомьтесь вот с этими бумагами. Помните — они секретные; потом поговорим об остальном.
И флаг-капитан протянул Чирикову пачку бумаг. Первая была от нашего морского Генерального штаба. В ней сообщалось содержание секретного отношения британского Адмиралтейства. Оно просило наш штаб в случае посещения японским агентом Севастополя отнюдь не показывать ему те технические приспособления, которые английский флот доверительно передал для использования русскому, как сетевое траление и средства борьбы с подводными лодками. Другая бумага была от штаба кавказской армии. Штаб в осведомительном порядке извещал командующего флотом о том впечатлении, которое оставил по себя упомянутый агент при посещении им Кавказского фронта. Несмотря на всю его „забронированность“ и маску искушенного дипломата, волновавшие его чувства временами вырывались наружу. Особенно во время обсуждения в оперативном кабинете штаба вопросов о Проливах.
В своем письме, переданном через штаб-офицера для связи с флотом полковника Ардатова, начальник штаба кавказской армии характеризует этого агента, как любознательного, зоркого и ловкого человека, умело и хитро преследовавшего свои цели при расспросах о действиях и расположении наших войск, причем начальник штаба, имея в виду предстоящее посещение агентом Севастополя, подчеркивает то впечатление недоброжелательства и задней мысли, которое агент оставил по себе.
Наконец, третья бумага — от нашего морского штаба — была прямым и категорическим запрещением показывать агенту подводный заградитель „Краб“, в то время наимощнейший в мире тип заградителя.