Неизвестные страницы истории российского флота
Шрифт:
— Если хочешь иметь хорошую жену, то выбирай ее не в хороводе, а в огороде.
Смех других меня только раздражает. Гул и стук дизелей точно оборвался. Лодка движется при помощи электромоторов. Балласт принят частично. Идем в позиционном положении, имея самую малую плавучесть. В тишине слышен сердитый шепот:
— Анафема! Людей хочешь чадом отравить!..
Я догадываюсь, что это кто-то обрушивается на кока. И опять тихо, как в пустом храме. Только из машинного отделения доносится дрожащий ритм моторов. Лодка, герметически закупоренная, продолжает свой путь. По переговорной трубе долетает до нас распоряжение увеличить балласт концевых цистерн.
Я застыл на месте, раздавленный катастрофой. У других втянутые в плечи головы, точно в ожидании неизбежного удара. Чувствую, как уходит из-под ног палуба. Это „Мурена“ опускается в бездну. Все быстрее и быстрее. Проваливается в пучину, словно брошенный кусок железа. Я набрал полную грудь воздуха и не дышу. А вода продолжает врываться внутрь лодки, грохочет и рычит, как водопад мощной реки. Увеличивается тяжесть нашего суденышка. И сам я будто наливаюсь свинцом. Ноги прилипли к палубе — не сдвинуть их. Ах, скорее бы прекратился этот оглушительный рев потока! Я ничего не могу сообразить. Мне кажется, что гибнет мир, с треском и гулом проваливается куда-то земля…»
Заживо погребенные
Тем временем внутри лодки события разворачивались стремительно. Боцман Рева и штурман лодки, прапорщик по Адмиралтейству Борис Петерс, успели выскочить через люк, часть команды перебежала в машинный отсек и там задраилась. Остальную команду старший офицер Мациевич успел согнать в носовой отсек. Одновременно он быстро открыл все клапана воздушной станции в центральном посту, чтобы получить возможность управления носовой станцией, и успел задраить за собою носовую переборку, когда вода неудержимым потоком уже рвалась в носовую часть тонущего корабля. Все это происходило в абсолютной темноте, так как электричество почти сразу же потухло.
Из повести «Подводники» А.С. Новикова-Прибоя: «…Толчок под ногами. Лодка на дне моря. А через несколько минут в носовом отделении водворяется могильная тишина. Вопросительно смотрим друг на друга безумными глазами.
— Ничего, ничего… Не волнуйтесь… Сейчас разберемся, в чем дело…
Старший офицер старается успокоить нас, а у самого прыгают посиневшие губы. Светло горят электрические лампочки, словно ничего не произошло. Это даст возможность хоть немного прийти в себя.
— Как это все случилось? Кто знает?
— Я, ваше благородие! — торопливо отзывается комендор Сорокин, словно от его сообщения зависит спасение лодки. — Это все Камбузный Тюлень натворил. Он жирный соус пролил на плиту. Угар пошел. Кто-то начал ругаться. Тюлень испугался, что ему от командира попадет. Взял да и открыл самолично люк над камбузом. Он, верно, думал, что лодка не скоро начнет погружаться, успеет, значит, выпустить угар.
— А я видел, как минный офицер на месте уложил его, — поясняет другой.
— Там друг друга расстреливали и сами себя…
Посмотрели на глубомер — девяносто восемь футов. Над нами целая гора воды. Сидим крепко в проклятой западне. За перегородкой — тридцать с лишним трупов наших товарищей. Очередь за нами. Нас десять человек, приговоренных
— Как же теперь быть, ваше благородие? — спрашивают старшего офицера. — Значит, конец нам?
— Не нужно отчаиваться. Подождите. Что-нибудь сообразим…
Зобов сурово обращается к старшему офицеру:
— За что гибнем?
— Братцы! Я сам — только пешка в этой дьявольской игре. Не время об этом рассуждать. Давайте лучше подумаем, как спастись…
Море напирает на нас. Переборка трещит по швам. Сейчас будем смяты, раздавлены, превращены в ничто. Матрос Митрошкин зарыдал.
— Замолчи! — кричит на него старший офицер. — Ты не девчонка, чтобы слезы распускать. Будь матросом до конца…
Митрошкин вытягивается и моргает слезящимися глазами. Голубев окончательно оправился. Все смотрели на него. Он опытный подводник и знает лучше, чем кто-либо из нас, что нужно предпринять.
— Прежде всего, братцы, нужно дать знать наверх, в каком положении мы находимся. А сделать это можно очень просто: отнимем от мины зарядник и выкачаем из него воздух; затем вложим в нее записку. Если такую мину выбросить через аппарат, то она сейчас же всплывет. Здесь постоянно ходят суда. Кто-нибудь непременно заметит ее.
— Верно, ваше благородие, правильно…
Далеким маяком загорелась надежда. Через несколько минут все было готово. Мина шмыгнула из аппарата, понесла весть в отрезанный для нас мир, — весть из могилы.
И хотя вода прибывает, начинает заливать палубу, но на душе становится легче, точно чьи-то невидимые когти, что держали нас в тисках, ослабевают, разжимаются. Растет смутная надежда, что мы можем еще спастись. Об этом между нами идет разговор. За нашими маневрами, безусловно, следили с мостиков всех кораблей. А наше длительное исчезновение с поверхности моря вызовет подозрение на базе. Там сразу догадаются, в чем дело, и вышлют суда на розыски. Поймают мину, прочтут записку. Сейчас же будут пущены в ход все средства, чтобы извлечь нас со дна моря: водолазы, спасательное судно. И снова солнце глянет нам в лицо.
Залейкин вдруг что-то вспомнил: срывается с места и лезет под рундуки. С поспешностью выхватывает футляр с двухрядкой. Гармоника, радость его и гордость, оказалась подмоченной. Он ругается матерно.
— Хорошо, что мандолину повесил над головою, а то бы и этой конец!
Залейкина хоть к черту на рога посади, он все равно не уймется и будет петь песни.
Из нашего кубрика можно выбраться только двумя путями: или через носовой люк, или через минный аппарат, как когда-то спасся лейтенант Ракитников. Обсуждаем этот вопрос. Выводы у нас получаются очень печальные. Чтобы выбросить человека из минного аппарата, нужно страшному давлению воды противопоставить еще большее давление воздуха. А это означает неминуемую гибель. Поднимаем головы и жадно смотрим на носовой люк. Как его открыть? А потом — такая тяжесть над нами! С остервенением хлынет море внутрь лодки, разорвет наши легкие, прежде чем мы выберемся отсюда. При одной мысли об этом мутится разум. Решено твердо ждать помощи извне. Старший офицер приносит из своей каюты три бутылки хорошего коньяку.