Неизвестные Стругацкие: Письма. Рабочие дневники. 1942-1962 г.г.
Шрифт:
(Фильм этот сейчас почти забыт, а зря. В те годы, когда угроза ядерной катастрофы была не менее реальна, чем сегодня угроза, скажем, повальной наркомании, фильм этот произвел на весь мир такое страшное и мощное впечатление, что в ООН было даже принято решение — показать его в так называемый День Мира во всех странах одновременно. Даже наше высшее начальство, скрепя сердце, пошло на этот шаг и показало «На последнем берегу» в День Мира в одном (!) кинотеатре города Москвы. Хотя могло бы, между прочим, и не показывать вовсе: как известно, нам, советским, чужда была и непонятна тревога за ядерную безопасность — мы
Фильм нас буквально потряс. Картина последних дней человечества, умирающего, почти уже умершего, медленно и навсегда заволакиваемого радиоактивным туманом под звуки пронзительно-печальной мелодии «Волсинг Матилда»… Когда мы вышли на веселые солнечные улицы Москвы, я, помнится, признался АНу, что мне хочется каждого встречного военного в чине полковника и выше — лупить по мордам с криком «прекратите…. вашу мать, прекратите немедленно!» АН испытывал примерно то же самое. (Хотя при чем тут, если подумать, военные, даже и в чине выше полковника? В них ли было дело? И что они, собственно, должны были немедленно прекратить?)
Разумеется, это было совершенно, однозначно и безусловно исключено — написать роман-катастрофу на сегодняшнем и на нашем материале, а так мучительно и страстно хотелось нам сделать советский вариант «На последнем берегу»: мертвые пустоши, оплавленные руины городов, рябь от ледяного ветра на пустых озерах, черные землянки, черные от горя и страха люди и — тоскливая мелодия-молитва над всем этим: «Летят утки, летят утки да два гуся…» Мы обдумывали все возможные и невозможные варианты такой повести (у нее уже появилось название — «Летят утки»), строили эпизоды, рисовали мысленные картинки и пейзажи и понимали: все это зря, ничего не выйдет и никогда — при нашей жизни.
Почти сразу же после совещания мы поехали вместе в Крым и там наконец придумали, как всё это можно сделать: просто надо уйти в мир, где нет ядерных войн, но — увы! — всё еще есть катастрофы. Тем более что этот мир у нас уже был придуман, продуман и создан заранее и казался нам немногим менее реальным, чем тот, в котором мы живем.
Дорогой мой brother.
20-го я уезжаю на 10 дней в командировку в Зап. Казахстан — с группой авторов «Молодой Гвардии» для пропаганды советской молодежной книги. Меня отпросил у нашего начальства директор «Мол. Гв.». Следственно, вернусь числа 30-го.
Новостей особых нет. «Стажеры» все еще в недрах типографии. Альманах тоже. Любопытно, что поспеет раньше? Альманах уже приходит т. н. чистыми листами, т. е. листами, готовыми к брошюровке. «Стажеры», возможно, тоже на той же стадии А сборник с «Попыткой к бегству» — ждут сверку.
Нынче приехал из Крыма Север, [363] звонил. Грозится поставить тебе при следующей встрече мат и передает тебе большой привет. Ужо завтра съезжу к нему.
Думаю насчет «Катастрофы». Кстати, ведь нужно нам изменить название сборника. Какое предложишь? Напиши, постарайся успеть до моего отъезда. Я бы тогда сразу сообщил Жемайтису.
363
Здесь и далее — Гансовский Север Феликсович, писатель.
В «Катастрофе» придумал такой эпизод: к моменту возникновения Волны многие жители находятся в поле, на необозримых просторах планеты. Их бросаются разыскивать. И вот двое — он и она — кэмпуют где-то на берегу речки. К ним прилетает посыльный, предлагает немедленно вернуться в город. Они, узнав, в чем дело, возвращаться отказываются. Зачем? — говорят они. Мы здесь дождемся. Все равно не нам дадут место в ракете. А он им напоминает, что в городе много работы по отправке и переоборудованию ракеты, каждая пара рук нужна. И вот проблема: возвращаться им тошно. Перед лицом неизбежной смерти человеком овладевает пассивность. Как им поступить?
Пока всё. Целую крепко, привет Адке.
Твой Арк.
Перед отъездом АН отправляет один из докладов в журнал «Вопросы литературы».
Уважаемые товарищи.
Берем на себя смелость предложить вниманию Вашего журнала статью о положении в советской научной фантастике, в которой (статье) мы попытались также вывести некоторые определения и теоретические положения.
Статья была обсуждена и одобрена на августовском совещании Московского общества молодых писателей-фантастов и представлена для литературных чтений в Детгизе в начале октября.
Мы не являемся профессиональными литературоведами, мы просто писатели-фантасты, озабоченные, как и все писатели, судьбами своего жанра. И поскольку профессиональные литературоведы нашим жанром не занимаются (вероятно, просто не доходят руки), мы сочли за благо взяться за теорию сами.
Очень просим Вас при любых обстоятельствах дать нам квалифицированный ответ, сообщить, содержится ли в статье хотя бы тень рационального зерна, хотя бы одна мысль, от которой можно будет отталкиваться в нашей дальнейшей работе.
А. Стругацкий
Б. Стругацкий
На письме стоит резолюция: «Л. П. Лазареву. Довести можно. Надо встретиться с авторами. В. Озеров. 25. IX».
Дорогой Боб!
Вчера ввечеру вернулся. Устал как собака. Цель поездки: пропаганда молодежной книги. Метод: выступление перед коллективами читателей. Место: Актюбинск, Гурьев, Уральск. Районы оных же. Было зело интересно. Плавали по Уралу на Каспий, ели в казахской деревне бешбармак, жрали ложками черную икру. Подробности, если интересно, потом.
Информация:
1. «Стажеры» выйдут в октябре, альманах тоже.
2. На пленуме молодых писателей Громова выступила и восхвалила нас. Впрочем, выслушали и забыли.
3. В Горьком 4-го телепередача с экранизацией 1 — й главы из «Искателя» — «Нищие духом». Меня просят приехать и выступить. Наверное, съезжу.
4. «Человек из Пасифиды» вышел в «Сов. воине» в безобразном виде. Подонки. Винюсь перед тобой. Хорошо еще, что этот журнал наши знакомые не читают.
5. Сегодня позвонили из «Вопросов литер-ры», куда я послал нашу статью о фантастике. Статья понравилась, но просят что-то доделать. Завтра иду разговаривать.