Неизвестные Стругацкие: Письма. Рабочие дневники. 1942-1962 г.г.
Шрифт:
— В свое время Аркадии Натанович Стругацкий высказывал мысль, что лучшей идеи будущего, чем коммунизм, никем пока не придумано. А Вы как считаете?
— Мир, в котором человек не знает ничего нужнее, полезнее и слаще творческого труда. Мир, где свобода каждого есть условие свободы всех остальных и ограничена только свободой остальных. Мир, где никто не делает другому ничего такого, чего не хотел бы, чтобы сделали ему. Мир, где воспитание человеческого детеныша перестало быть редкостным искусством и сделалось наукой… Разумеется, ничего светлее, справедливее и привлекательнее такого мира пока еще не придумано. Беда здесь в том, что само слово «коммунизм» безнадежно дискредитировано. Черт знает какие глупости (и мерзости) подразумеваются сегодня под термином «коммунистическое будущее». Жестокая, тупая диктатура. Скрученная в бараний рог культура. Пивопровод «Жигули — Москва»… Красивую и сильную идею залили кровью и облепили дерьмом. Воистину — «идея, брошенная в массы, словно девка, брошенная в полк». [70]
70
Строки
1951
Январь—февраль 51-го АН проводит в Москве и Ленинграде — отпуск. Похоже, за это время братья всерьез увлеклись фотографией — еще одно общее увлечение.
Привет, Боб.
Очень долго не писал, каюсь. Но ведь и от вас ни гласа, ни послушания. [71] Знаешь, страшно был занят, а неделю назад (пребываю в надежде, что мама не читает писем, адресованных тебе) свалился от жестокого приступа простуды. Три дня температура была t=39°—39,5°. Потом стало легче, вчера поднялся. Ты только маме не говори, а то она беспокоиться будет, мало ей и без того забот. Сейчас я уже обыкновенно здоров. Да, чтобы не забыть. Еще в Москве я проявил нашу пленку. Привидения получились неплохо, повешенный не вышел совсем — такая зверская недодержка, совершенно прозрачная пленка. Это твоя работа, ma fratere. [72] То, что ты снимал без меня, частью удалось. Я сверился с твоими расчетами. Мог бы написать, но ведь это очень непоказательно. Кроме того, за истекший срок я успел испортить две пленки (5000 и 2100) и проявить одну (2100). Есть очень неплохие этюды: канская улица, мой дом, я и мой друг около кучи навоза и т. д. Я уже совсем наловчился и прекрасно освоился с аппаратом. Мне подарили великолепную железную треногу, устойчивую, как Троицкий мост. Автоспуск работает прекрасно.
71
«Не бе гласа, ни послушания», церковнославянский текст Третьей книги Царств (гл. 18, ст. 26).
72
Искаженно «брат мой» (фр.).
Как тебе нравится матч на первенство мира? [73] Ай да Бронштейн! Молодчина, у меня на него перед началом матча были поставлены две бутылки шампанского. У нас среди офицеров ведется предварительный матч на первенство по школе. Кроме того появилась новая болезнь — китайские шахматы. Я сел играть впервые и выиграл у довольно опытного игрока. Посмотрим. Очень оригинальные шахматы. Кто-то из наших переводит руководство по японским шахматам.
Вот, кажется, и все новости. Да, прошу всегда сообщать, когда получаете от меня деньги, а то здесь, возможно, плутуют.
73
Матч на первенство мира по шахматам между чемпионом мира Михаилом Ботвинником и победителем соревнования претендентов Давидом Бронштейном проходил с 15 марта по 11 мая 1951 года в Москве. Матч завершился вничью и по регламенту Ботвинник сохранил чемпионское звание.
Пиши скорее, друг мой. Твой брат Арк.
Боб, у тебя нет товарища-скульптора? Если есть, попроси его слепить статую Судьбы по этой модели. [74]
Привет мамочке, скоро ей напишу.
В переписке АБС такие письма, как выше — ни слова о литературе — прочитанной или создающейся, — скорее исключение, чем правило.
Летом БН выезжает на астрономическую практику в Алма-Ату — в обсерваторию к старейшему астроному и астрофизику Гавриилу Адриановичу Тихову. До 41-го года Тихов работал в Пулковской обсерватории, занимался фотометрией и колориметрией звезд и планет. С 41-го жил в Алма-Ате, с 47-го заведовал сектором астроботаники Академии наук Казахской ССР. В течение 40 лет Тихов занимался изучением физических условий на Марсе. Он полагал, что на поверхности планеты существуют участки, покрытые растительностью. В связи с этим он выполнил обширные исследования по определению спектральной отражательной способности земных растительных сообществ в разных регионах. Эту пограничную между астрономией и ботаникой область он считал новым научным направлением — «астроботаникой». Кто знает, скольких фантастов привлекли в литературу именно эти, так доселе и остающиеся умозрительными, научные дисциплины — астроботаника да астробиология…
74
Рисунок дан во вклейке.
БН вспоминал о поездке к Тихову в письме от 17.07.83 Борису Штерну:
Что касается Тихова, то это любопытная фигура. К сожалению, в те поры я-то был полный идиот, ничего не понимал и не воспринимал. Остался у меня в памяти этакий кино-ученый — интеллигентнейший старикашка, весь в белом, в белой академической ермолке, с белой эспаньолкой, все его вокруг боятся, и любят, и смотрят на него как на бога, а он берет нас, первокурсников, с собою на наблюдения Венеры (это была последняя из его идей — снимать спектры мерцания заходящей Венеры, используя земную атмосферу как гигантскую призму)… да, так вот, берет он нас на наблюдения, сидим тихонько в темном уголку башни, он колдует у телескопа, Ваня Бухман (был у него такой на подхвате, мастер спорта по спортивной ходьбе, сын ссыльного профессора Бухмана, который — профессор, а не сын — на территории обсерватории построил гелиожилище, гелиопогреб и гигантский зеркальный параболоид для лечения страждущих концентрированными солнечными лучами… однажды этот параболоид самовозгорелся… впрочем, это длинная история)… так вот, Ваня Бухман ему ассистирует, и что-то там у них не ладится, заедает там у них что-то, и старик вдруг орет на всю Алма-Ату: «Ну что ты, Ваня, вертишься, словно у тебя шило в жопе!»… Академик. С европейским именем. Член Верховного Совета КазССР. Это, помнится, произвело на меня огромное впечатление.
И еще помню, как справлялось там его семидесятилетие. Очень, кстати, скромно. Только свои. Человек пятнадцать: парочка родственников, пяток научных сотрудников обсерватории, несколько практикантов, шофер, садовник и повар, испекший торт с кремовой надписью: «Гавриилу Адриановичу от влюбленных мОрсиан». Вот вопрос: почему так скромно? И почему вообще академик, один из основателей и столпов Пулковской обсерватории, ученый с европейским, повторяю, именем оказался вдруг в Алма-Ате директором занюханнейшей обсерватории? Правда, в те годы многие там оказывались… Но ведь он был, повторяю, членом Верховного Совета КазССР, он всегда носил красный флажок в петлице… Странно, странно… Так вот, там я, будучи практикантом, надрался как зюзя, произносил какие-то витиеватые тосты, на каковые Г. А. ответил академическим тостом: «За хорошеньких девушек и за пьяных студентов!»
Вот и все мои воспоминания. Наука тогда меня интересовала больше, чем люди науки, кто бы они ни были.
Надо сказать, работ Тихова я почти не знаю. Классическими признаны полученные им на 26 ти-дюймовом телескопе Пулковской обсерватории фотографии Марса в начале века. Именно сезонные изменения Марса на этих фотографиях и толкнули его потом к астроботанике. Он много занимался спектрографией. Но ничто из сделанного им в учебники не вошло, и имя его встречается только в историческом плане, что-нибудь вроде: «Метод призменного спутника Тихова… состоит в следующем… в настоящее время применяется редко». Однако же в двадцатые и тридцатые годы Тихов — несомненно человек в авторитете, а потом что-то произошло…
Вот и все о Тихове.
На память об этой поездке в архиве БНа хранится статья член-корреспондента АН СССР Г. А. Тихова «Профиль главной полосы поглощения хлорофилла» из «Докладов Академии наук СССР» с автографом: «Б. Н. Стругацкому на память об Алма-Ате от Г. Тихова».
[Строка иероглифов: «Мой дорогой Боря!»]
Наконец-то ты в Москве — факт сам по себе достаточно отрадный, чтобы отметить его хорошей выпивкой, что я не замедлю сделать в ближайшее время. Что касается твоих претензий ко мне в отношении писем, то дело в том, что я и не подозревал, что ты задержишься в Алма-Ата так долго. Значит, рабочей обстановкой ты остался неудовлетворен. Имей в виду, работать после окончания ЛГУ тебе придется и, возможно, в паки худших условиях, так что не льстись на то, чтобы попасть на все готовенькое с совершенным оборудованием, с трамваями и т. д. Приучи себя к мысли, что всё придется создавать и исправлять своими руками. Изучай тщательно практическую астрономию — это там, кажется, описываются приборы и инструменты. В жизни всегда, брат, так бывает: невольно идеализируешь условия работы в тех местах, куда едешь. Это я на себе часто испытывал, так что можешь мне поверить.
Насчет письма Ефремову — идейка неплоха. Стоит попробовать — причем пройтись по адресу авторов, пишущих такие произведения-перлы научной фантастики, как «Семь цветов радуги». [75] Да, вышла в свет новая книга: «Королевство кривых зеркал». [76] Найди и напиши, что это за штука. Название заманчивое. Меня почему-то всегда тянуло к фантазированию в области пространственно-временных построений, неэвклидовых геометрий и пр. и т. п. Может быть, эта новая фантастическая повесть имеет что-нибудь общее с такими идейками. Теперь вот что: хочешь писать — брось большие масштабы. Берись за рассказики, новеллы — это труднее, но менее противно (в чернильном смысле). Я написал один рассказик — возился долго с предварительной подготовкой — как оформить сюжет и пр. — но писать было легко. А легче и интереснее всего, пожалуй, писать пьесы. Конечно, здесь свои, особенные трудности, но мне они как-то легче даются, хотя должен тебе признаться, что ни одной пьесы я довести до конца еще не сумел.
75
Автор В. Немцов.
76
Губарев В. Королевство кривых зеркал. — М.: Мол. гвардия, 1951.
Талантливая сказка Виталия Губарева, конечно же, не была фантастикой. Но любопытен сам ход мысли АНа: случайно услышанное заглавие книги становится отправной точкой для раздумий о новом направлении в фантастике.
Прочитал Драйзера «Дженни Герхардт» — очень понравилось. Хорошо чувствовал душу мужчины товарищ. Больше, кажется, ничего нового не читал — лень и тошно, голова жиром заросла, снаружи и изнутри, жир вытесняет мозг и вытекает через глаза, уши, нос и прочие дырки (хотя, кажется, это все).
В Канске страшный холод, терпежу нет. Прямо не знаю, что за город. Все ходят, чихают, сморкаются и жалуются — жалуются на холод, дороговизну, слякоть, на соседей, на начальство, на подчиненных, на детей и жен. Только на себя никто вслух не жалуется. Боятся, бродяги.