Неизвестные Стругацкие. От «Отеля...» до «За миллиард лет...»:черновики, рукописи, варианты
Шрифт:
Инспектор с дочкой сидели в машине. Пробка в тоннеле все не рассасывалась.
— И он пошел спать, — сказала дочка.
— Да, я отправил его в постель. И сам лег спать. Я очень устал.
— А собачка? Ты совсем не рассказываешь про собачку…
— Сейчас будет и про собачку… Я как раз увидел ее во сне…
Еще раз прерывается действие после просьбы Брюн оживить Олафа, пусть даже он и робот:
Снова тоннель, машина, застрявшая в пробке.
— И ты его оживил? — радостно говорит девочка.
— Да, — помолчав, отвечает инспектор.
— И они улетели
— Да, они улетели.
— Они всегда улетают, — удовлетворенно заключает девочка. — Я видела в кино. А дома их ждут мамы и дочки…
И в конце повествования, как бы для того чтобы подтвердить ошибку инспектора, истина высказывается его дочкой («Устами младенца…»):
Тоннель. Пробка впереди рассосалась, и инспектор трогает машину.
— Ты молодец, тебя правильно наградили, — говорит девочка.
— Конечно, правильно, — отзывается инспектор. — Я поймал опасного преступника, я не дал гангстерам сжечь отель, я вернул награбленные деньги… очень много денег…
— Нет, — возразила девочка. — Ты ничего не понял. Тебя наградили за то, что ты помог им улететь… На большом-большом серебристом корабле! [12] Вот на таком…
Она показывает руками. Инспектор молчит.
Третий вариант сценария, который также присутствует в архиве, отличается и от повести, и от опубликованного сценария многими деталями, действующими лицами и финалом. Поэтому здесь он приводится полностью.
12
Приперся инопланетный шпион. Тайно, никто его не звал. Ни с того ни с сего начал вмешиваться в чужую жизнь. (А если бы Чемпион и правда был борец за свободу? Тогда еще поганей вышло бы.) Нагадил, нашкодил. Ах, бедный, пусть себе летит на серебристом корабле. А отвечать кому? Налетели тут, понимаешь… — В. Д.
Заснеженная долина, окруженная неприступными отвесными скалами. Нетронутый, ослепительно-белый снег под чистым, ослепительно-синим небом в широком кольце страшненьких, мутно-сизых иззубренных стен. И посередине долины приземистое двухэтажное строение с плоской крышей. Тишина и безлюдье.
Перед крыльцом строения останавливается маленький автомобиль. Открывается дверца, и на утоптанный снег ступает высокий человек лет сорока пяти с увесистым портфелем в руке. Это полицейский инспектор Петер Глебски, герой нашего фильма. Он захлопывает дверцу, снимает противосолнечные очки и оглядывает фасад строения. Здание уютное, старое, желтое с зеленым. Над крыльцом вывеска: «У Алека Сневара». С крыши свисают гофрированные сосульки толщиной в руку, а высокие ноздреватые сугробы по сторонам крыльца утыканы разноцветными лыжами.
Глебски поднимается на крыльцо и входит в просторный холл с низким деревянным потолком. Тускло отсвечивают лаком модные низкие столики, не очень гармонирующие с массивными, обитыми кожей
У стойки двое: тощее гибкое существо в джинсовом костюме, не то мальчик, не то молоденькая девушка, бледное треугольное личико наполовину скрыто огромными черными очками, на губе — прилипшая сигарета; и длинный пожилой человек в полном вечернем костюме — фрачная пара, фалды до пяток, накрахмаленная манишка, галстук бабочкой, сед; редкая прядь аккуратно зализана через лысину.
— Совершенно верно, Брюн, дитя мое, — басовито воркует пожилой. — Каждый настоящий волшебник — это всегда немного фокусник. Вопрос ведь в том, с какой стороны на это смотреть. В старину нас сжигали как волшебников, а сейчас презирают как фокусников…
— Да бросьте вы, господин Бар… дю…
— Дю Барнстокр.
— А, все равно мне вас не выговорить… Я говорю — бросьте трепаться. Вам что — лучше было бы, чтобы вас сжигали?
— Избави бог! Но что это у вас? Где вы подцепили эту гадость?
Дю Барнстокр протягивает руку и делает хватающее движение над плечом Брюн. Разжимает ладонь. На ладони шевелится огромный мохнатый паук. Брюн соскакивает с табурета пятится.
— Дурацкие шутки!
Дю Барнстокр сжимает ладонь в кулак и снова разжимает пальцы. На ладони ничего нет.
— Ерунда! — говорит Брюн и снова взбирается на табурет. — Из рукава. Хилая работа, господин дю Бан… Барб…
— Дю Барнстокр. Нет, дитя мое. Это было бы слишком элементарно. Держать в рукаве таких опасных тварей…
Брюн отдирает от губы окурок, осматривает его и тычет пепельницу на стойке.
— Вы мне лучше сигаретку сотворите… — ворчит «оно». Дю Барнстокр вздыхает, разводит руками и снова их сводит. Между пальцами у него дымится сигарета, и он с поклоном протягивает ее Брюн.
— Вот это другое дело, — говорит Брюн. Глебски подходит к ним.
— Простите, — говорит он. — Где я могу найти госпожу Сневар?
Брюн тычет рукой с сигаретой в сторону.
— Туда, — говорит «оно».
Инспектор идет в указанном направлении, откидывает портьеру, входит в полутемный коридор и толкает дверь с табличкой «КОНТОРА».
В залитой солнцем комнате — письменный стол, несколько стульев, тяжелый стальной сейф. Из-за стола навстречу Глебски поднимается миловидная женщина лет тридцати пяти в меховом жилете поверх ослепительно белой блузки, в спортивных брюках и пьексах.
— Госпожа Сневар? — осведомляется Глебски.
— Да. Чем могу служить?
— Я из Мюра. Полицейский инспектор Петер Глебски.
— Прошу садиться, — говорит госпожа Сневар и садится сама. Глебски садится по другую сторону стола.
— Итак? — говорит он.
На лице госпожи Сневар появляется выражение озадаченности.
— Простите? — говорит она.
— Что у вас тут случилось?
— У нас? Тут? Не понимаю…
— Вы — госпожа Сневар? Хозяйка этого отеля?
— Да…
— Разве не вы вызывали полицию?
— Я?! — Пораженная госпожа Сневар приподнимается со стула. Несколько секунд они смотрят друг на друга. Затем Глебски расстегивает портфель, достает телеграфный бланк и протягивает через стол.
— Значит, это не ваша телеграмма?