Неизвестный Мао
Шрифт:
Ван Мин уверял, что черновик телеграммы был составлен начальником ИНО Артуром Артузовым. Вскоре Артузов был арестован и обвинен в шпионаже. Перед расстрелом он заявил о своей невиновности в письме, написанном собственной кровью, которая, как холодно заметил надзиратель, текла у него «из носа». Сталин пощадил Ван Мина. Димитрову удалось оправдаться и переложить всю ответственность на Мао. Он писал Сталину: «Несмотря на наши предостережения, ЦК китайской партии вступил на деле в очень близкие, дружеские отношения с Чжан Сюэляном». Димитров даже позволил себе критику: «Трудно себе представить, что Чжан Сюэлян предпринял свою авантюристическую акцию без согласования с ними [Мао и его товарищами] или даже без их участия». Все выглядело так, что Мао лгал, говоря, что ничего не знал о похищении до последнего момента и что он ослушался приказа Москвы.
Сталин
16 декабря 1936 года Димитров послал Мао суровую телеграмму. В ней осуждалась попытка похищения Чан Кайши, это «объективно может только повредить сплочению сил китайского народа в единый антияпонский фронт и поощрить японскую агрессию в отношении Китая». Основная идея заключалась в том, что КПК должна решительно выступить «за мирное решение конфликта». Это был приказ освободить и восстановить на посту генералиссимуса.
Получив телеграмму, Мао, по имеющимся сведениям, «пришел в ярость… ругался и топал ногами». Затем он сделал вид, что вообще не получал этой телеграммы. Он скрыл ее от Политбюро, маршала и Чжоу Эньлая, который направлялся в Сиань, чтобы попытаться уговорить Юного маршала убить Чан Кайши [53] . Мао не отказался от своих планов.
53
Позднее Мао пытался убедить всех, что телеграмма Коминтерна от 16 декабря «пришла в искаженном виде и ее невозможно было расшифровать» и что 18 декабря КПК просила Москву выслать ее текст снова. Это была ложь. Радисты, которые были в курсе переговоров КПК, сообщили нам, что, если бы телеграмму невозможно было расшифровать, они бы сразу же попросили Москву переслать ее и не стали бы ждать два дня, особенно в такой критический момент. 19 декабря 1936 года Мао сообщил Политбюро: «Мы не получили инструкций от Коминтерна».
Это была рискованная игра с Москвой. Мао не просто утаивал от Кремля свое участие в попытке похищения, но и не исполнял прямого приказа Сталина. Однако новые горизонты, открывавшиеся перед Мао с убийством Чан Кайши, стоили этого риска.
Вместе с тем генералиссимус не собирался исчезать с политической арены. Как только Юный маршал узнал, что Москва его не поддерживает, что случилось сразу же после похищения, он решил обеспечить безопасность Чан Кайши. Мао оказался бесполезным. Несмотря на все свои обещания, в течение долгих трех дней после похищения КПК хранила молчание, даже не пытаясь оказать Юному маршалу поддержку. Первое официальное заявление появилось лишь 15 декабря. В нем ни слова не говорилось о том, что маршалу обещали пост главы государства. Вместо этого в заявлении признавалась власть Нанкина.
Единственным выходом Юного маршала было оставаться на стороне Чан Кайши. Это означало, что он должен его освободить. Более того, маршал понял, что единственный способ выжить — уехать из Сианя вместе с Чаном, отдавшись ему в руки. В Нанкине многие жаждали его смерти и подсылали к нему убийц. Только под опекой Чан Кайши Юный маршал мог чувствовать себя в безопасности. Если он будет сопровождать его из заточения, то сможет завоевать расположение генералиссимуса. Маршал был абсолютно уверен в том, что Чан Кайши не убьет его, и уверенность эта оправдалась. Более полувека, во время правления Чан Кайши и впоследствии его преемников, Юного маршала удерживали под домашним арестом, что одновременно являлось и лучшей защитой. Он умер лишь в 2001 году, в своей постели на Гавайях в возрасте ста лет, пережив Чан Кайши и Мао почти на четверть века.
14 декабря, в день, когда Москва публично осудила попытку переворота, Юный маршал отправился к Чан Кайши и, рыдая, предстал перед ним. Чан заметил, что его похититель «искренне раскаивается». В тот же день Юный маршал сказал, что «похищение было глупым и опрометчивым поступком», и захотел втайне освободить генералиссимуса. Чан оказал ему активную помощь, убедившись, что Нанкин не нарушит хода событий. Когда 16 декабря Нанкин объявил Юному маршалу войну, Чан немедленно приказал прекратить огонь. Нанкин отложил начало военной операции и отправил родственника Чан Кайши Т.В. Суна, известного как Т.В., под видом частного лица для улаживания вопросов и ведения переговоров, поскольку сам Чан не мог светиться и вести их со своими похитителями. 20 декабря Т.В. прибыл в Сиань, а через два дня за ним последовала мадам Чан.
20 декабря 1936 года Москва отправила КПК повторную телеграмму с предложением «мирного решения». Теперь Мао пришлось передать ее Чжоу Эньлаю с указаниями помочь «вернуть свободу Чан Кайши».
Таким образом, Мао решил добиться своих целей, действуя в союзе со Сталиным. КПК потребовала, чтобы Чан прекратил «политику преследования коммунистов». Партия также настаивала на встрече Чан Кайши и Чжоу, который в это время находился в Сиане. Их переговоры сделали бы КПК главным игроком на арене национальной политики, что в наше время равноценно тому, как если бы лидер какой-нибудь печально известной террористической группы вдруг был принят президентом США.
23 декабря 1936 года на переговорах между Т.В. Суном, Юным маршалом и Чжоу Т.В. заявил, что лично он согласен удовлетворить просьбу последнего и передаст требования КПК генералиссимусу. Но Чан отказался говорить с Чжоу напрямую, хотя ему сказали, что его освободят только после этого. Переговоры зашли в тупик.
В Москве знали, как заставить генералиссимуса встретиться с Чжоу. В ноябре 1936 года Чан Кайши обращался к Москве, когда китайская Красная армия оказалась прижатой к стене, не сумев пробиться к советскому оружию. Тогда Чан Кайши через своего посла в Москве просил о возвращении на родину сына — Цзинго, и Москва ответила «нет». Теперь она была готова согласиться. 24 декабря бывший партийный лидер Бо Гу прибыл с новостями в Сиань. Эти новости сподвигли явиться Чжоу в рождественский вечер в спальню Чан Кайши и сообщить ему о возможном «возвращении» Цзинго. Только заручившись этим обещанием Сталина, Чан согласился с требованиями красных и пригласил Чжоу «в Нанкин для переговоров». С этого момента к КПК перестали относиться как к бандитской шайке и признали настоящей политической партией.
Встреча Чан Кайши с Чжоу в Сиане была короткой, но зато решила вопрос о возвращении Цзинго, чего генералиссимус ждал долгие годы. Это положило конец гражданской войне между КПК и националистами.
В тот день семейная чета Чан покинула Сиань, маршал добровольно согласился на домашний арест [54] . Чан был на пике популярности. Когда его машина въехала в Нанкин, на улицы вышли толпы людей приветствовать его. Всю ночь взрывались фейерверки. Очевидцы тех событий вспоминают, что слава Чан Кайши сияла, как полуденное солнце. Однако его триумф был недолгим, и сделка, благодаря которой он получил назад сына, обернулась против него. Его расчеты на то, что удастся обуздать Мао и перехитрить Сталина, не оправдались. Мао обуздать было невозможно, и маленькая КПК превратилась в крупную «оппозиционную партию».
54
С тех пор маршал превратился в одну из самых легендарных личностей в Китае, о нем было написано множество книг и статей, им одновременно восхищались и ненавидели. Но даже его противники почти не упоминают о его сделке с русскими и о том, что ее причиной являлись личные амбиции Юного маршала. Под конец своей долгой жизни он заявил, что в основе похищения лежали самые «бескорыстные мотивы». Нам он сказал в 1993 году: «Мадам Чан Кайши меня прекрасно поняла. Она сказала, что мне не нужны были деньги и власть, я просто хотел принести себя в жертву».
Глава 18
Новый образ, новая жизнь и новая жена
(1937–1938 гг.; возраст 43–44 года)
В январе 1937 года, как только улеглись страсти вокруг похищения, Москва сообщила Мао свой дальнейший план действий. КПК должна была отказаться от попыток силового свержения правительства, прекратить конфисковывать земли и грабить богатых. Вместо этого партия должна признать правительство Чан Кайши в Нанкине законным и передать под его правление территории, контролируемые коммунистами, и Красную армию. Мао принял этот стопроцентно тактический ход, и КПК публично обратилась к Нанкину с предложением Москвы. В существовании партии наметился новый этап.