Неизвестный Солженицын
Шрифт:
Бондаренко возмущен несправедливостью соотечественников к Пророку, но защитить, увы, не умеет: «Его обвиняют в том, что на фронте он попал не прямо на передовую в пехоту, как Виктор Астафьев, а в звуковую батарею, в тыл. Как будто молодой офицер сам определял место своей службы»… Тут много туфты и щепотка невежества. Во-первых, В.Астафьев служил вовсе не в пехоте, он был телефонистом в 92-й артбригаде 17-й артдивизии. Это знает даже Людмила Сараскина. Во-вторых, не служивший в армии Бондаренко не понимает, что А.С. прибыл на фронт после окончания училища уже командиром батареи в составе своей части. Тут он ничего не выбирал и его никуда не назначали. Большинство мобилизованных, конечно, не выбирали, где служить, — куда пошлют, там и служишь. Но не таков Солженицын. Будучи призван в армию
«Солжницына обвиняли в том, — слышим мы тот же скорбный голос, — что он писал с фронта полемические письма, упреки в адрес режима, чтобы попасть в лагерь. Но если он и так был в тыловой батарее, то чего ему перед самым концом войны бояться гибели и рваться в лагерь?» Сразу скажу: то, что для тебя, оборотень, теперь стало «давящим тоталитарным режимом», «советчиной», «сталинщиной», то для народа — Советская власть, при которой и ты при твоих данных блаженствовал. А смерти бояться у твоего Пророка были причины. Еще и в сорок третьем году «Солженицын продолжал мечтать о мировой революции» и, как пишет Сараскина, он размышлял: «После этой войны не может не быть революции. И война Отечественная да превратится в войну Революционную» (с.233). Да!.. И в сорок четвертом году писал жене: «Мы стоим на границах 1941 года — на границах войны Отечественной и Революционной». Он приветствовал это, но, судя по тому, как два года безуспешно рвался на фронт Отечественной, естественно усомниться, что он хотел бы стать участником войны Революционной. А потому вполне мог в расчете на спасительный арест рассылать по многим адресам не «полемические», а клеветнические письма о государственном руководстве, о Верховном Главнокомандующем, и не «упреки режиму», а злобное глумление над Советской властью. Недавно председатель Госдумы мудрец Борис Грызлов изрек: «Дума не место для полемики». Дума!.. А ты хочешь плюрализма в армии во время войны, на фронте.
«Его обвинили органы КГБ в том, что он был стукачом в лагере». Какие органы? Он сам, ловко упреждая возможное разоблачение, признался в «Архипелаге», который ты едва ли читал. Об этом рассказывает и Сараскина в своей книге о нем. Правда, она по неодолимой привычке к вранью уверяет, что «лагерный опер придумал «агенту» кличку» (с. 316). Но вот подлинный текст из «Архипелага». В ответ на предложение оперуполномоченного стать секретным осведомителем Пророк ответил:
«— Можно. Это — можно.
Ты сказал! И уже чистый лист порхает передо мной на столе:
«ОБЯЗАТЕЛЬСТВО
Я, Солженицын Александр Исаевич, даю обязательство сообщать оперуполномоченному участка…»
Я вздыхаю и ставлю подпись о продаже души…
— Можно идти?
— Вам предстоит выбрать псевдоним.
— Ах, кличку! Ну, например, «Ветров».
— Вздохнув, я вывожу — ВЕТРОВ» (т. 2, с. 358–359).
Заметьте, это произошло в самом начале срока, и раскаленный шомпол ему при этом в задний проход на ввинчивали, о чем он любил рассказывать, как о привычной забаве чекистов, голодом его не морили, бессонницей не истязали, даже разговаривали «на вы». А просто кликнули и спросили: «Можете?» И он тотчас: «Это — можно». А кличку назвал с такой быстротой и легкостью, словно уже заранее заготовил.
«Выдавать сексотов в КГБ не принято, — продолжает стенать бедный борец за права человека. — Что ж не сообщили, кто был сексотом из писателей. А вот Солженицына единственного не пожалели. Потому и не верится в эти россказни».
КГБ это Комитет государственной безопасности. И если его агент становится агентом врага, то Комитет обязан сделать все, чтобы обезопасить его, т. е. как минимум морально дискредитировать предателя-перебежчика,
Да и не один Солженицын был известен. Все знали, что тем же самым занимались, например, критик В.К, драматург Б.Д., а кое-кто сам покаялся на страницах «Огонька». Позвони своему единомышленнику В.Коротичу, он расскажет.
И как же так не верится тебе, коли дают точный адрес: т. 2, с.358. Это в первом издании, в парижском, а вот в последнем, что вышло в Екатеринбурге (и Парижу, и Москве уже обрыдло): т. 2, с.295. Неужели у тебя его нет? Ну, сбегай в «Сотый» на улице Горького, купи, потраться. Лишний раз не съездишь на Цейлон.
«Его обвиняют чуть ли не в американском шпионаже». Ну, перестань врать, отдохни. Никто американским шпионом его не считал, но вне всякого сомнения он был, как ныне деликатно выражаются, «агентом влияния» на Западе, антисоветским тараном США, — тараном такого же назначения, как Чубайс или Кох в России. А вот в лагере он действительно был шпионом. Как же еще назвать человека, который следит за другими и докладывает начальству о их поведении, мыслях и планах. Да, лагерный шпик. Плоды его деятельности на этом поприще опубликованы и за рубежом (Гамбург. «Neue Politik» № 278) и у нас, например, в «Военно-историческом журнале» № 12’90, а также в журнале, который так и назывался «Шпион» (№ 2 94). У тебя же есть его письма. Вот и сличи его столь характерный почерк в этих письмах с почерком прилагаемого ниже доноса. На нем служебные резолюции. В левом верхнем углу: «Доложено в ГУЛАГ МВД СССР. Усилить наряды охраны автоматчиками. Стожаров». Внизу: «Верно: начотдела режима и оперработы Стожаров». Сличи, поработай. «Обвиняют в том, что он желал разбомбить Советский Союз атомными бомбами. Слова одного из героев книги приписывают автору». По этому поводу благородно негодует и Сараскина: «В мае 1982 года «Советская Россия» писала, будто А.С., изгнанный из страны, бросил в лицо согражданам страшную угрозу: «Подождите, гады! Будет на вас Трумэн! Бросят вам атомную бомбу на голову!» Бедные сограждане и не догадывались, что газета жульнически цитирует сцену из «Архипелага», ело-ва отчаявшегося зэка».
Жульничать нехорошо. И потому должен сообщить вам, сударыня, что А.С. выслали из СССР в феврале 1974 года. Гарри Трумэна тогда уже и в живых-то не было. Ваш кумир, в отличие от вас, это знал и, в противоположность вам, соображал, что на тот свет покойник бомбу не уволок и уже давно он никому не страшен. Президентом США был тогда Ричард Никсон. Так что, в 1974 году и позже А.С. никак не мог вопить «Будет на вас Трумэн!» Этот вопеж имел место вскоре после войны, когда президентом действительно был вышеназванный Гарри, а мы атомную бомбу еще не имели. Об этом времени и писала «Советская Россия». Так кто же занимается жульничеством — газета или вы, мадам?
Но ведь тут проще всего было бы назвать помянутого зэка, персонажа той сцены в «Архипелаге», процитировать ее пополней, указать том, страницу. Но ни Бондаренко, ни Сараскина этого не делают, потому что этот зэк — сам Солженицын, спрятавшийся за спины других: «Мы кричали…». Нормальный человек при всей озлобленности не может дойти до этого. Нет, только в безмерно злобном уме Солженицына могла возникнуть столь чудовищная мысль, только с его языка могли сорваться такие страшные слова — подобно тому, как нечто похожее случалось у него и во многих других обстоятельствах, о которых упоминалось.
Буквально рядом на этой же странице «Завтра» кормилец А.Проханов пишет: «В своей испепеляющей ненависти к коммунизму Солженицын в сердцах призывал американцев сбросить на проклятых красных ядерную бомбу». Ну, «в сердцах» или хладнокровно, это для сгоревших в пламени взрыва безразлично. Конечно, ожидать от Проханова с его газетой, мятущейся от прославления Колчака к прославлению Сталина, от Сталина — к Столыпину, от хвалы Ленину к клевете на него, и дошедшей, наконец, недавно до братания царя Николая со Сталиным как продолжателя дела империи Романовых, — конечно, ожидать от Проханова четкой позиции и в отношении к Пророку не приходится. Но все-таки, Бондаренко, спроси у него, где он это взял.