Неизвестный Солженицын
Шрифт:
Л.Сараскина, доктор филологии и знаток жизни, заявила в «МК»: «Я столкнулась с огромным количеством клеветы и лжи буквально по всем этапам биографии Солженицына. Какой период ни возьми — сколько грязи! Я была потрясена». Только глубоким потрясением вплоть до мозга и можно объяснить тот странный факт, что из «огромного количества» клеветников и лжецов мадам не назвала тут же ни одного. Она и прежде говорила об этом уж слишком общо и безлично: «Прошел слух, будто Солженицын был в немецком плену, плохо там себя показал и за это получил срок. И еще слух, что служил в гестапо и сидел именно за это. И третий слух, что он еврей Солженицер…».
Да, слухов было много. Но один облегченный вариант первого из них, как пишет Т. Ржезач, запустил сам А.С. Я об этом раньше уже упоминал. По словам журналиста, разысканный им в Ленинграде капитан первого ранга Бурковский, некоторое время находившийся в одном лагере с А.С., поведал ему, будто Солженицын поделился с ним как-то: меня, мол, осудили
Я никогда не думал о национальности А.С., но если бы меня спросили, я, конечно, ответил бы, что он русский. Однако позже прошел слух, что еврейка его вторая жена. Насколько он достоверен, не знаю. Но ясно, что, как многие, будучи, допустим, дочерью лишь отца-еврея или только матери-еврейки, ничто не мешало ей и считать себя русской и так писать в документах. Потом стало известно, что отец Солженицына не Исай, а Исаак (Русские писатели XX века. М.2000. С.656), а дед — Семен Ефимович, богатейший землевладелец (Кремлевский самосуд. М., 1994.С.159). Это все, конечно, рождало сомнение. Но более всего заставляли задумываться и сомневаться назойливость, неутомимость, повсеместность, с коими он твердил о своей русскости, о своем православии, о своей запредельной любви к тому и другому. В самом деле, зачем русскому человеку постоянно убеждать в этом других? Французы говорят: ты мне сказал — я поверил, ты повторил — я усомнился, ты об этом опять — я тебе уже не верю. Да и в характере А.С., во всем его нравственном облике с настырностью, лживостью, ханжеством, хвастовством, доходящим до мании величия — что тут русского?
Как говорится, «и какой же русский не любит быстрой езды». Но вот на его веку случились два великих события, в водовороте которых, легко можно было сгинуть — Великая Отечественная война и контрреволюция 1993 года, которую он восхищенно поименовал в духе все того же православия Преображенской революцией. И оба раза этот русский воздержался от «быстрой езды», он долго отсиживался сперва в тылу, потом — за океаном, долго присматривался, выжидал, взвешивал, вынюхивал — и оказался на фронте со своим звуковым оружием лишь в середине 1943 года, когда война уже покатилась с горки, а из-за океана припожаловал только летом 1994 года, когда контрреволюция стояла уже прочно, так прочно, что отвалила ему роскошное поместье… Но дело не в национальности, конечно. Как Пушкин говорил Булгарину: «Будь жид — и это не беда…» Беда в том, что всю жизнь этот картонный русак неутомимо работал против родины.
На Солженицере «ученая дама» Сараскина, как она сама величает женщин-докторов наук, остановилась, перевела дух, и опять: «До него дошли слухи, будто кто-то из ЦК…» Слухи да еще «будто», да еще «кто-то»!.. «Другой слух намекал, будто…» Слух да еще лишь «намекал», да еще опять «будто»!..
И в такой манере профессиональной сплетницы — без конца: «Писали, что он не воевал, не сидел в лагере». Кто писал? Где? Когда? И это слухи? Я много знаю публикаций о ее герое, но ни разу не встречал ничего подобного. Как могли писать, что не сидел, коли он с этим и появился в литературе — с воплем о том, как страдал и погибал. А что касается его войны, то ведь он в мае 1967 года в известном письме Четвертому Всесоюзному съезду писателей заявил: «Я всю войну, не уходя с передовой, провоевал командиром батареи». А позже — в «Архипелаге»: «Я и мои сверстники воевали четыре года. Мы месили глину плацдармов, корчились в снарядных воронках…» и т. д. Но вы же знаете, что и это все туфта. Многие сверстники-то действительно, но он… Вы же сами приводите сведения, опровергающие и «четыре года», и «снарядные воронки», и «батарею», словно это батарея огневая. А звуковой-то — что на передовой делать? И другие тоже не отрицали его участие в войне, а лишь вносили поправку в его «фронтовой стаж».
Или: «Пропагандисты рассказывали (не рассказывали, мадам, а говорили, иначе вы заодно с пропагандистами. — В.Б.): Солженицин сидел за дело». А разве нет? Он же сам признавал, что за дело. «… что реабилитировали его неверно». А разве нет, если сидел за дело? «…что произведения его преступны». А разве нет, если в них было столько лжи о родной стране и столько злобы к людям?
Но Людмила Ивановна продолжает разоблачать: «Кто только не будет (так в тексте. — В.Б.) злобствовать по поводу Солженицына-офицера: «беспушечная батарея», «фронтовик, не нюхавший пороху», «всего два года на передовой»… Как будто двух лет недостаточно, чтобы человека настигла пуля» (с. 234). Доктор, да вы успокойтесь, не об этом же речь. Можно было погибнуть и не доехав до фронта, и в тылу под бомбежкой, как погибли, например, около двух тысяч жителей Москвы. И никто из нормальных людей не думает, что полтора-два года на фронте — это «недостаточно». Но, будучи личностью весьма своеобразной, именно так считал сам ваш герой, только поэтому он и приписывал себе еще два фальшивых года фронтового стажа. Тем более, что батарея-то его действительно была «беспушечная», а имела приборы, аккумуляторы, циферблаты со стрелками и т. п. К тому
Но Людмилу Ивановну уже остановить невозможно, ее понесло: «Солженицын, в угоду злопыхателям, должен был бы стать не офицером артразведки, а солдатом штрафбата, а еще лучше бы подорваться на мине или смертельно раниться (!) осколком снаряда» (с.235). Мадам, во-первых (извиняюсь, конечно), не говорят «он ранился». Во-вторых, да, как уже было сказано, есть злопыхатели, которые вашему Пророку в ответ на его злопыхательство вроде «дышло тебе в глотку! окочурься, гад!» отвечают адекватно: «Чтоб ты, гнида, еще при рождении грохнулся на каменный пол!». Или: «Осиновый кол в его могилу!» А чем дышло любезнее кола? Тем более, что кол-то адресован одной конкретной личности, а эта личность с воплем «Окочурься!» совала дышло «Архипелага» в глотку родной страны.
Загадочное явление эта Сараскина. Имя русское, на фотографии тоже вроде русская, а такие дикие представления о жизни и о людях вообще, о России, о русских, о Советском времени, о своем герое, как злобствует на русскую литературу от Белинского и Герцена до Горького и Шолохова… Право, такое впечатление, словно ЦРУ вырастило ее в пробирке где-то в Верхней Вольте, кое-как обучило русскому языку и забросило к нам. Но нет, оказывается, она не из Верхней Вольты, а из Латвии.
Ну такое мракобесие!… Причем, во всех областях. Например, в области духовной: «Всякий крупный ученый верит в Бога».Тем более, мол, не мог не быть верующим великий писатель Солженицын. Конечно, кто-то из них, главным образом в давние времена, и верил, например, Ньютон. Но — и всякий крупный? Вот хотя бы два нобелевских лауреата — академик Иван Петрович Павлов, русский, и Альберт Эйнштейн, еврей. Крупные? О первом нам долгие годы твердили, что он был шибко верующий: крестился в Советское время на все церкви, мимо которых проходил. Вероятно, так и было. Больше того, он выступал и против притеснений церкви. Но быть верующим — это совсем другое. С.Г.Кара-Мурза приводит письмо академика главе Советского правительства В.М.Молотову: «По моему глубокому убеждению, гонение нашим Правительством религии и покровительство воинствующему атеизму есть большая и вредная последствиями государственная ошибка. Я сознательный атеист-рационалист и потому не могу быть заподозрен в каком-либо конфессиональном пристрастии» (Советская цивилизация. М., 2002. Т. 1, с.318). Сказано предельно ясно: сознательный атеист. А на церкви крестился, как и царские ордена носил, из стариковского фрондерства.
А недавно на аукционе в Лондоне было продано письмо Эйнштейна философу Эрику Гуткинду, написанное в 1954 году, незадолго до смерти. Там он признается: «Для меня иудаизм, как и все другие религии, является воплощением самых детских предрассудков» (Дуэль № 571). Тоже вполне ясно.
Вместе с учеными прошлого можно вспомнить и современных. 15 февраля этого года член ряда иностранных Академий науки профессор С.П.Капица, сын знаменитого нобелевского лауреата П.Л.Капицы (1894–1984) и сам известный ученый, в связи со своим восьмидесятилетием выступал по телевидению и на вопрос журналиста «Как вы относитесь к священнослужителям?» ответил: «Очень хорошо. Только у меня есть одно маленькое несогласие с ними: они утверждают, что человека создал Бог, а я думаю, что Бога придумал человек». Если хотите, примеры можно продолжить. Но ничто ее не убедит. Коли сегодня сам президент в церкви появляется, значит, надо верить. И она верит! А ведь твердят такие верноподданные долдоны о долдонстве большевиков.
А вот из области литературы. Солженицын ненавидел и клеветал на Горького, самого знаменитого писателя мировой литературы XX века. Сараскина не могла тут не внести своей лепты: «Горький по просьбе Зинаиды Гиппиус послал немного денег умирающему Розанову». Вот, мол, скупердяй: умирающему — «немного». А сколько это — рублей 25–50?
Но что ж Гиппиус сама не послала? Ведь эта трехсостав-ная семейка (она + Мережковский + Философов), кажется, не бедствовала. Мережковский был ужасно плодовит и неплохую квартирку имели они в Париже еще с дореволюционных времен, куда и укатили вскоре.