Неизвестный Юлиан Семенов. Умру я ненадолго...
Шрифт:
Ночью в тюрьме было собрано экстренное заседание ЦК. Принято решение бежать.
Старшему охраннику Удону и двум его подчиненным — Тхам Ону и Бун Тави — предложили бежать вместе с членами ЦК.
Удон и его друзья приняли это предложение. Они попросили разрешения взять и своих младших братьев.
— Кто они? — спросил Нухак.
— Молодые монахи, — ответил Удон. —
На следующий день Нухак попросил членов ЦК в то время, когда они будут копаться на огородике, обратить внимание на видневшееся за пределами военного городка, неподалеку от джунглей, большое белое дерево. Около него и был назначен сбор беглецов. Туда же должны были прийти и молодые монахи.
— Подготовили продукты, — вспоминает Сисана. — Наступила ночь. Охранники заступили на дежурство. Удон связался с двумя проводниками из нашего центра. Мы переоделись в солдатские мун диры полицейской охраны. Забор, окружавший тюрьму, был цинко вый, гофрированный. Он так раскалялся днем, что к нему нельзя было подойти. Мы думали прорезать в заборе дыру и бежать через нее. Но солдаты в двух бронетранспортерах, которые круглые сутки стояли у тюремных ворот, никак не ложились спать.
Удон сказал: «Срочно нужны деньги». Мы собрали деньги, он купил водки и пошел к солдатам бронетранспортеров. Пили они долго, примерно час. Удон вернулся бледный, но не пьяный. От его одежды, рук шел острый запах рисового самогона.
Думали выключить прожектор, чтобы разрезать забор в темноте.
Но Удон сказал: «Выключать прожектор опасно, в военном городке, наверное, есть еще один наблюдательный пункт. Выключи прожектор — будет тревога. Лучше уходить через ворота…»
…Чтобы изменить внешность, принц Суфанувонг сбрил бороду и усы.
— Сколько есть шансов на то, что убежим? — спросил он.
Секретарь ЦК Нухак сказал:
— Процентов на семьдесят, я думаю, удача гарантирована.
Принц ответил: — Даже если б было пятьдесят процентов, нужно бежать.
Мы разделились на три группы. В первой был принц. Я шел в последней группе. Первая группа вышла из ворот, пошла по освещенной улице, мимо спящих казарм и домов для офицеров, по направлению к белому дереву. Минут через десять вышла вторая группа.
Мы напряженно прислушивались. Было очень тихо, даже цикады не трещали, и мы, — вспоминает Сисана, — страшно сердились, что они не трещали. Громкий треск цикад нам показался бы тогда спасительным. А потом пошла третья группа.
И вдруг солдат, который дремал, сидя на бронетранспортере с автоматом в руках, вскинул голову и посмотрел на нас, выходящих из ворот. Долго он смотрел на нас, а мы, замерев, шли мимо него. Потом снова уронил голову на грудь, и, — вспоминает Сисан Сисана, — я до сих пор не могу понять:
Мы шли быстрым шагом в кромешной мгле по направлению к белому дереву. Но сколько я ни приглядывался, никак не мог определить в темноте это белое деревцо. Вдруг впереди вспыхнул острый луч света. Мы сначала даже не поняли, что это не просто свет, а свет, сопровождавшийся треском. Мы были вооружены. Удон и солдаты охраны имели автоматы. Решили отстреливаться. Я сошел с дороги, а Удон, поняв, что навстречу нам несется мотоцикл, кинулся к нему наперерез.
Мотоциклист мог свернуть к тюрьме, и тогда бы он разбудил тех, кто находился в бронетранспортере, а они наверняка решили бы зайти в тюрьму, посмотреть, как там дела. А тюрма была пустая, там не осталось ни одного человека, ни единой живой души, мы и охрана — все убежали.
Удон бросился наперерез к мотоциклисту, замахал руками, направил автомат и закричал: «По третьей дороге нельзя, поезжай направо!»
Третья дорога вела к тюрьме. Мотоциклист послушно откозырял и поехал направо. Пошли дальше. А в это время навстречу нам, печатая шаг, шли два человека. «Кто идет?» — спросил Удон.
«Я», —ответили из темноты. «Кто — я?» — рассвирепел Удон, подымая автомат.
«Да я, я». Это был принц. Он шел с солдатом. Они сбились с дороги. Мы объединились все вместе и стали пробираться к белому дереву. Мне повезло, я сумел сориентироваться и вывел товарищей к условленному месту, где-то рядом бормотал ручей. Это был первый звук свободы, который мы явственно услыхали.
Ветер шелестел в листве пальм, и это был второй звук свободы, который пришел к нам.
Но уходить в джунгли было нельзя, потому что те два связных, что пришли из центра, и охранник пошли искать нас и принца. А когда они вернулись, оказалось, что нет еще молодых бонз, братьев нашей стражи. В час ночи наконец все собрались.
— Должен вам сказать, — смеется Сисан Сисана, — что только в кинофильмах побеги проходят организованно и слаженно. В жизни всегда бывает масса какой-то суетливой недодуманности.
Да это и понятно: человек, который выходит из темницы на свободу, суетлив в движениях, в своих помыслах, и его психика (это смогут обосновать научно врачи-экспериментаторы) резко отличается от той, когда он пребывал в тюрьме.
В час ночи, слава Будде, мы тронулись. Мы шли до четырех часов утра. Это произошло в ночь с двадцать четвертого на двадцать пятое мая. Вокруг нас была изумительная красота.
Кричали птицы, пробуждались джунгли. Мы шли, подавленные этим пышным музыкальным сопровождением свободы. Все время вокруг слышалась музыка. Она была вокруг нас и в каждом из нас. В условленном месте из-за пальмы кто-то крикнул: «Нэн», что значит «один». Я ответил словами отзыва. Навстречу вышли люди из второго батальона, батальона Патет Лао, которые отвечали за нашу безопасность.