Неизвестный Жуков: портрет без ретуши в зеркале эпохи
Шрифт:
Такую возможность исключить нельзя, но и подтвердить, равно как и опровергнуть подобное предположение — в принципе невозможно. Некоторые факты из выступлений на пленуме как будто говорят, что Жуков стремился полностью подчинить своему контролю как армию, так и другие силовые структуры. Начальник Генерального штаба маршал Соколовский заявил:
«Сказать, что тов. Жуков недопонимал и недопонимает роли партийно-политической работы в армии, это, конечно, несостоятельно и несерьезно, и те крупные ошибки, которые допущены были Жуковым, конечно, не от недопонимания, как он, выступая здесь говорил, это неверно. Дело заключается именно в линии поведения… Эта особая линия поведения вела к тому, чтобы армию прибрать к рукам в полном смысле этого слова и через армию воздействовать тем или иным путем, я не хочу фантазировать, но воздействовать тем или иным путем, может быть, даже на Президиум ЦК, чтобы делалось по его, Жукова, желанию…
Товарищ Жуков предлагал Генеральному штабу составить докладную записку в ЦК о том, чтобы пограничные войска подчинить
Тут Хрущев подал реплику: «Жуков платил вам тем же. Он мне говорил, что надо заменить начальника Генерального штаба».
«Вы помните, — продолжал Соколовский, — когда в 1946 году Жуков попал в опалу, то, по существу, в защиту Жукова выступили только два человека — Конев и я (маршала Рыбалко Василий Данилович почему-то забыл, может, потому, что Павел Семенович давно уже умер. — Б. С.). Причем я выступал последним, когда выступили уже все члены Главного Военного совета, а в Совете были и Берия, Маленков, Молотов, последний выступил два раза. Я не постеснялся тогда выступить с положительной оценкой и сказать правду, что из себя представляет Жуков. Сейчас я выступаю совершенно объективно, без каких-либо личных наветов, говорю все, как есть на самом деле.
Возьмите работу коллегии министерства обороны… По существу, коллегий министерства обороны была ширмой, прикрываясь которой Жуков что хотел, то и проводил. Коллегия существовала для того, чтобы собрать кого надо и кого не надо и отругать. Любой вопрос, который стоял на коллегии, должен был обсуждаться только в угодном тов. Жукову направлении, иных мнений на коллегии Жуков не терпел. По сути дела, Жуков заставил говорить только так, как он хотел. Какая же это коллегия?..»
Пограничные войска в Советском Союзе выполняли очень специфические функции. Такой мощной пограничной охраны не было ни в одной другой стране мира. Пограничники на практике создавали пресловутый «железный занавес», препятствующий проникновению в страну людей и идей извне и не позволяющий советским гражданам своими глазами увидеть «успешно загнивающий Запад». Если Жуков получит контроль над пограничными войсками, то еще, чего доброго, сможет установить связь с американцами, с тем же старым другом Эйзенхауэром, чтобы те поддержали переворот. Подобная картина вполне могла пригрезиться Хрущеву. И что Жуков желает заменить Соколовского, в свое время выступавшего против его назначения министром, могло встревожить Никиту Сергеевича. Если Генштаб возглавит человек, безоговорочно преданный Жукову, они вместе какую угодно операцию могут спланировать. Хоть освобождение Кремля, захваченного условным противником!
И еще один человек, возражавший в 55-м против жуковской кандидатуры, выступил на пленуме — начальник ГлавПУРа генерал-полковник Алексей Сергеевич Желтов. Ему, как политработнику, сам Бог велел Жукова ругать. И Желтов постарался:
«…Тов. Жуков непомерно себя возвеличивал, и на этой почве у нас было немало схваток. Началось в 1955 году… Не появился в связи с его назначением портрет в центральных газетах. Главному Политическому управлению был произведен такой разнос, которого никто никогда вообще не видел».
Но ни одного слова в защиту Жукова не сказали и маршалы. И не только давние его оппоненты Конев и Ерёменко, но и те, с кем в войну у Георгия Константиновича серьезных столкновений не было. Вот Сергей Семенович Бирюзов свидетельствовал:
«…С момента прихода тов. Жукова на пост министра обороны в министерстве создались невыносимые условия… У Жукова был метод — подавлять… Кто ты такой? Кто тебя знает? Я с тебя маршальские погоны сниму!..»
Бывший начальник Жукова Тимошенко тоже не пожалел черной краски: «Я хорошо знаю Жукова по совместной продолжительной службе и должен откровенно сказать, что тенденция неограниченной власти и чувство личной непогрешимости у него как бы в крови. Говоря откровенно, он не раз и не два зарывался, и его все время, начиная с командира полка и выше, в таком виде разбирали. Почувствовав себя как бы вне партийного контроля, министр обороны маршал Жуков заключил Главное Политическое управление в свои „железные“ объятия и всячески глушил политические организации в Советской Армии и флоте…».
Не пощадил бывшего друга и Рокоссовский: «Мне второй раз приходится присутствовать при разборе дела, касающегося товарища Жукова: первый раз после окончания войны, еще при жизни Сталина, и сейчас второй раз. Первый раз мы выступали все, в том числе и я, давая совершенно объективную оценку товарищу Жукову, указывая его положительные и отрицательные стороны… Его выступление тогда было несколько лучше, чем сейчас, оно было короче, но он тогда прямо признал, что да, действительно, за мной были такие ошибки. Я зазнался, у меня есть известная доля тщеславия и честолюбия и дал слово, что исправит эти ошибки… Говоря о правильности решения партии в отношении человека, который не выполнил волю партии, нарушил указания партии… я скажу, что и я считаю себя в известной степени виновным. И многие из нас, находящиеся на руководящих постах, должны чувствовать за собой эту вину. Товарищ Жуков проводил неправильную линию, и нашей обязанностью было, как членов партии, своевременно обратить на это внимание… Я краснею, мне стыдно и больно за то, что своевременно этого не сделал и я…».
Если Жуков и готовил переворот, то к октябрю 57-го его подготовка еще не дошла до такой стадии, когда в действиях маршала и его соратников можно было бы найти хоть какой-то состав преступления. До возможного путча оставалось еще много месяцев, если не лет. Георгий Константинович слишком переоценивал свою популярность в армии. Вернее, недооценивал, сколько офицеров и генералов помнят нанесенные им обиды и не питают к нему никакой любви. Для успеха любого заговора на ранней стадии важно не то, сколько человек его поддерживают, а то, чтобы не нашлись люди, которые могут донести о планах заговорщиков правительству, когда, они, заговорщики, еще не готовы взять власть. С этой точки зрения, любой переворот во главе с Жуковым был заведомо обречен на неудачу. Тогда, осенью 57-го, генерал Мамсуров донес Хрущеву о тайном формировании диверсионной школы. Не было бы его, рано или поздно нашелся бы кто-нибудь другой. Георгию Константиновичу еще повезло. Если бы донос поступил тогда, когда подготовка к перевороту зашла достаточно далеко и Хрущев получил бы бесспорные доказательства намерений министра обороны захватить власть, то простой отставкой маршал не отделался, а скорее всего, был бы еще и понижен в звании и лишен наград. Так в 63-м поступили с генералом армии Серовым и Главным маршалом артиллерии С.С. Баренцевым. Их за дружбу с англо-американским шпионом О.В. Пеньковским и разглашение государственных секретов Хрущев разжаловал в генерал-майоры и лишил звания Героя Советского Союза и других советских наград. Так же сам Жуков поступил с Н.Г. Кузнецовым, когда добился его разжалования из Адмиралов Флота Советского Союза в вице-адмиралы, правда, без лишения наград. Репрессировать Жукова, т. е. сажать в лагерь или расстреливать, Никита Сергеевич в любом случае не стал бы. Ведь даже членов «антипартийной группы» пытавшихся свергнуть его, Хрущев лишь вывел из ЦК, а позднее — из партии, да еще Булганина разжаловал из маршалов в генерал-полковники.
А были ли у Георгия Константиновича мотивы, чтобы захватить власть? Властолюбие Жукова отмечали практически все выступавшие на октябрьском пленуме. Но кроме того, маршал мог подозревать, что Хрущев рано или поздно сместит его с поста министра из-за разногласий по военно-стратегическим вопросам. Предотвратить такое развитие событие можно было наиболее радикальным способом — сместить Хрущева и самому занять его место.
Жуков, однако, не знал, что его судьба была предрешена сразу же после разгрома с его деятельным участием группы Маленкова-Молотова. И совершенно независимо от того, собирался ли маршал или нет устраивать военный переворот. Хрущев и его соратники по Президиуму ЦК испугались Жукова, поняли, что если он вдруг станет на сторону новой «антипартийной группы» или сам захочет двинуть танки на Кремль, то им не устоять. Хотя какая-либо политическая программа у Георгия Константиновича начисто отсутствовала, воли ему было не занимать, властолюбия — тоже. А собирается ли Жуков в действительности брать власть или нет — было не так уж важно. Если не собирается, то можно подтолкнуть маршала хотя бы к высказываниям в этом духе, чтобы найти повод к его удалению из министерства обороны.
Хрущев вспоминал: «Когда в 1957 г. обсуждался вопрос о пресечении попытки Жукова организовать военный путч с целью захвата власти в руки военной хунты, то Москаленко активно выступал с обвинениями в адрес Жукова. Уже не на общем заседании Пленума ЦК КПСС, а в более узком кругу лиц, когда Москаленко со страстью обвинял Жукова за поползновение к захвату власти, а Жуков с его солдатской грубостью, с его солдатской прямотой (а я верю Жукову, что он сказал правду) бросил ему: „Что ты меня обвиняешь? Ты же сам не раз мне говорил: чего смотришь? Бери власть в свои руки, бери!“.
Никита Сергеевич утверждает, что эти слова Кириллу Семеновичу простили, учтя его выдающуюся роль в аресте Берии. Ох, лукавит! Даже если разжаловать и увольнять из армии Москаленко Хрущев и не собирался, то после таких крамольных слов уж точно бы не оставил на ключевом для любого переворота посту командующего Московским военным округом, А между тем Кирилл Семенович благополучно пребывал в этой должности вплоть до 1960 года! Думаю, загадка разъясняется просто. Хрущеву стыдно было признаться, что близкий к нему маршал Москаленко по его поручению выполнял по отношению к маршалу Жукову не очень почетную роль провокатора. Зато Никита Сергеевич в мемуарах признался в другом: «…Когда Жуков вошел в состав Президиума ЦК, то стал набирать такую силу, что у руководства страны возникла некоторая тревога. Члены Президиума ЦК не раз высказывали мнение, что Жуков движется в направлении военного переворота, захвата им личной власти. Такие сведения мы получали и от ряда военных, которые говорили о бонапартистских устремлениях Жукова. Постепенно накопились факты, которые нельзя было игнорировать без опасения подвергнуть страну перевороту типа тех, которые совершаются в Латинской Америке. Мы вынуждены были пойти на отстранение Жукова от его постов. Мне это решение далось с трудом, но деваться было некуда». Хрущев видел в Жукове политического конкурента и без колебаний пожертвовал другом. Впрочем, дружба в политике — вещь быстро преходящая.