Некрочип
Шрифт:
– А он эту голову чуть сам себе не отрезал.
– Сам ли?
– А почему бы и нет, – сказал Атертон. – Разве мало было у него причин, чтобы решиться на самоубийство?
– Значит, ты теперь придерживаешься противоположного мнения, – отметил Слайдер.
– Ты сам способствовал этому, стараясь рассеять мои подозрения. К тому же, ни Мэндй, ни Морин ничего не слышали. Не думаю, что если бы кто-то попытался расправиться со Слотером, вытащив перед тем его из постели, ему бы не оказали никакого сопротивления. Голос-то он, по крайней мере, подал бы.
– А что, если его парализовал страх? Можно допустить и то, что он хорошо знал убийцу и доверял ему. Предположим, он поднялся с кровати, пошел к умывальнику, чтобы набрать воды и приготовить для гостя кофе, а тот тихонько подобрался к нему сзади и перерезал ему горло, прежде чем он смог заподозрить неладное.
– Да, в таком случае нападавший непременно бы действовал со спины, – чтобы инсценировать самоубийство, – согласился Атертон. – Но и тогда бы Мэнди что-нибудь услышала. Она же сама рассказывала, как шаги и топот во время ссоры с Неманом доносились сквозь потолок до ее слуха.
– Согласен. Хотя ей ничего не было слышно, когда Ронни рухнул на пол – не важно в данном случае, было то следствием нападения или самоубийства. А если еще принять во внимание, что они с Морин...
– Да, – нахмурил брови Атертон. Выдвинув из электрогриля противень с сосисками, он стал вилкой переворачивать их на другой бок. Аппетитнейший аромат волной пошел по кухне, и Эдипус рефлективно вонзил когти Слайдеру в колено. – А потом у нее ведь и радиоприемник был включен, если я не ошибаюсь. Но главное – не это. Послушай, если Ронни действительно убили, то его убийца, прежде чем покинуть дом, должен был спускаться по лестнице, и в этом случае кто-нибудь непременно услышал бы его шаги.
– Возможно, они были достаточно громкими, чтобы их услышали, но это не значит еще, что они привлекли чье-то внимание. В этом доме гости бывают так часто, что там, можно сказать, постоянно кто-то поднимается или спускается по лестнице. Ему оставалось дождаться только подходящего момента...
– И он мог выйти из дома раньше, чем Мэнди побежала наверх?
– Почему бы и нет? – пожал плечами Слайдер. – Прежде чем кровь начала просачиваться вниз, прошло какое-то время. И Мэнди не сразу перешла к решительным действиям: сначала рассматривала свой потолок, потом дала волю эмоциям.
Атертон на минуту задумался.
– А как убийца проник в дом? Здесь такой электронный замок, который не открыть с помощью кредитной карточки.
– Либо позвонив в комнату Ронни – если они были знакомы, – либо дождавшись кого-нибудь у дверей, хотя я сомневаюсь, что он стал бы подвергать себя риску быть опознанным.
– Но в тот вечер Мэнди не слышала, чтобы кто-то звонил Ронни, а на наш с тобой звонок, когда мы были тут первый раз, среагировала сразу.
– Она ждала тогда клиента. А вчерашний вечер клиент был у нее, сопел ей в ухо и напрягал пружины матраса. В таком положении она вообще не могла бы слышать никакой посторонний звук, – конечно, если бы это не был шум от самосвала, въезжающего в комнату через пролом в стене.
– Х-м-м. – Атертон доводил смесь из яичных желтков с белками до требуемого состояния приправой из острого перца и легким подрагиванием руки в запястье. Восхищаясь являемым ему чудом, Слайдер окончательно отрешился от тяготивших его забот. Вся ответственность в данный момент лежала исключительно на сержанте. Мозг Слайдера пребывал в том же состоянии, что и автомобиль, пущенный накатом, и все виделось им с той беспредельной ясностью, которая достигается лишь при бессоннице.
Атертон прибавил еще щепотку тертого мускатного ореха и выплеснул все на разогретую сковороду.
– Итак, будем исходить из того, что это было умышленное убийство. В этом случае преступник, даже если он наносил рану из-за спины, должен был запачкать кровью жертвы хотя бы одну руку до запястья. Выйдя на улицу, он мог бы привлечь чье-то внимание.
– Перчатки с крагами, – сказал Слайдер. – Мотоциклетные перчатки – вот что бы надел я, окажись в подобной ситуации. Они своими длинными раструбами закрывают руку аж до середины предплечья.
– А человек, идущий по улице в таких штуках, разве не вызовет подозрений?
– Не вызовет... если будет не идти, а ехать на мотоцикле. Но возможен и другой вариант. Перчатки были в сумке. Он надел их перед тем, как совершить убийство, а потом положил обратно.
– Нет вопроса, на который бы ты тут же не нашел ответ, – невольно улыбнулся Атертон. – Но какой от этого прок, если Бэррингтон уже обеими руками ухватился за версию о самоубийстве...
– Но, в принципе, это возможно?
– У нас нет ни одного факта, который бы говорил о противном.
– За исключением записки, – сказал Слайдер. – Кое-что меня в ней смущает. К примеру, откуда взялась у него эта листовка?
– Из почтового ящика при входе в дом. Такие вещи каждый божий день приходится вынимать буквально всем.
– Но рекламу дискотек обычно подсовывают под дворники на ветровом стекле автомобиля.
– Возможно, ты прав. А может быть, и нет.
– И тоже: карандаш... откуда он у него? Ведь в комнате не обнаружено ни одного блокнота.
– Где-нибудь подобрал, – предположил Атертон. – Его могли обронить где-нибудь: на улице, в автобусе, в его баре... на лестнице.
– Да, – с грустью в голосе признал Слайдер. – Карандаш у него мог быть.
Атертон взглянул на него вопросительно.
– Но все же, мне кажется, ты не допускаешь такой возможности.
– Не знаю почему, но у меня есть большие сомнения насчет всего этого. Предсмертная записка, и то, как ему не хотелось уходить от нас. По-моему, он предвидел, чем для него все может кончиться.
– Ну хорошо. Пусть это будет убийство. Тогда кто? И почему?
– Леман, возможно. Какой бы характер не носила его «работа», из-за которой он вынужден сейчас скрываться, она, хоть каким-то боком, но все же должна касаться рыбно-чипсового бара «Дейв». И я склонен предположить, что убийство Слотера было ее частью.