Некромантка
Шрифт:
Вот! Что, думали меня так просто взять? Нет, я тоже умею говорить по-умному.
– И вообще… вы бы лучше следили за отпрысками семей с историей! Они не хотят работать, и вместо этого пишут на меня кляузы!
– Послушайте, Ольгерда… Такого в нашей общине еще никогда не было! Поймите, это позор, если…
– Позор, еще какой позор! – согласилась я. – Нам не о чем с вами больше говорить.
– Ольгерда…
– До свидания! – я помахала рукой и прошла в глубь двора. Меня душила злость такой силы, что хотелось что-то взорвать.
– Вы их били! – крикнул один гном. – Избивали палкой!
– Я? Маленькая хрупкая девушка против трех гномов? Смеетесь? И вообще, вы кто такой?
– Эдуард дер Берн, отец Лукаша! Мой мальчик мне все рассказал!
Собравшаяся было уходить гномья делегация вернулась.
– Вы их избивали, угрожая магией! Все известен ваш уровень, куда нашим мальчикам!
– Ваш сын – лентяй и лоботряс, а еще врун, – заорала я, вне себя от злости. – Я – не преподаватель Университета! Если ко мне пришли работать, то должны работать, а не дурью маяться! Вы хоть знаете, сколько всего ваш Лукаш испортил за пять дней? Вот, погодите, приедет Отто, подсчитает убытки! Я вам тогда не завидую!
– А откуда мы знаем, что это не вы все испортили, чтобы подставить моего мальчика? – спросил дер Берн, не замечая, что остальные гномы от него отшатнулись.
– Я? Я испортила в собственной мастерской? – изумилась я. – В моей мастерской, на которую я заработала потом и кровью? Вы с ума сошли? Ради того, чтобы позволить вашему отпрыску и дальше ничего не делать, вы… вы…
В порыве возмущения я не заметила, что вышла на улицу, и теперь наступала на дер Берна, тыкая пальцем ему в грудь и нависая сверху. Все же, иногда принадлежность к человеческой расе мне только на пользу!
– Успокойтесь, Ольгерда, – сказал глава общины, оттаскивая меня от отца Лукаша. – Кажется, в этом деле все ясно…
– Нет, ничего еще не ясно! Эту троицу даже к университетским мастерским не подпустили, настолько они криворукие! Только ради профессора Свингдара я разрешила громить мою мастерскую, и что в итоге? Как только я заставила их работать, заметьте, не требуя ничего сверхъестественного, у меня все записано, могу предъявить, так они сразу побежали прятаться папочкам под крылышко! Вы уверены, что они – гномы?
– Конечно, – примиряющим тоном сказал дер Мейер, – но даже гномы любят своих детей и не замечают их недостатков. Извините за беспокойство, Ольгерда, я не знал, что ситуация обстоит именно так… Я разберусь!
– Да уж, сделайте милость, – я сбросила руку главы со своего предплечья. – И, желательно, как можно быстрее!
– Но все же, Ольгерда, вы их били?
Я округлила глаза и с самым честным видом ответила:
– Нет!
А что, разве это не правда? Я их легонько хлопала! Стимулировала. А что делать, если иначе не доходит?
К счастью, гномы, наконец-то, оставили меня в покое. Я решила выпить чаю с успокоительной настойкой, и уже потом заняться жреческо-хозяйственными делами.
Но я не успела втащить сверток с лежанками в дом, как заявились мои «работнички». У Лукаша алело ухо, сливаясь с его огненно-рыжими волосами. Гномы прятали глаза.
– Ага! – зловеще сказала я. – Ага!..
Но договорить не успела. В калитку постучал запыхавшийся профессор Свингдар.
– Ола! – крикнул он. – Ольгерда!.. Впусти… Я только узнал… Что ты сделала с мальчиками?
– Я сделала? – я даже дар речи потеряла. – Я??? Да что же это такое, а?
Успокоительная настойка не помогла. Я села на тюк и зарыдала, оплакивая свое доброе имя… да и вообще настроение было такое подходящее.
– Ольгерда, – нервно сказал профессор. – Я не знаю, что у вас произошло, но…
– Но сразу обвиняете меня-а-а-а, да?
– Ола, ну ты сравнила себя и мальчиков… Ты ведь…
– Что я-а?..
– Успокойся, пожалуйста, – профессор смущенно топтался на месте, протягивая мне платок. – Давай поговорим…
– А-а-а-а! – возрыдала я и трубно высморкалась. – Никто, никто меня не любит! Никто не ценит! Не уважает! Бедная я несчастная!
– Панна, мы не думали, что это для вас так важно, – тихо сказал Ходрик. – Правда, ведь люди не любят работать, мы думали, нас к вам специально отправили, чтобы отдохнуть…
– Отдохнуть? – взвыла я.
– Панна, но… Простите нас…
– Вот умру, – сказала я, укладываясь на тюке и закрывая глаза. – Вот вернется Отто и увидит, что я лежу, мертвая. Совсем. Умерла от огорчения. От разрыва сердца! И записка лежит. «В моей смерти прошу винить трех студентов, которые уничтожили во мне веру в гномов!». А муж у меня некромант, между прочим, вот он обвинит, да, еще как обвинит!
Я затихла, и только слезы хрустальными каплями срывались с моих ресниц. Не поправить ли мне юбку, или она красиво подчеркивает мои стройные ноги?
Лежать на тюке было удобно и мягко. Зря я на мастериц грешила, пусть упаковка не блещет красотой, зато умирать на ней приятно.
– Она же не умрет? – шепотом спросил Стефан у профессора.
Тот тяжело вздохнул.
– Эта – может. Просто из вредности.
– Панна Ольгерда, – кто-то прикоснулся к моей ноге. Я ею не дернула. Вот еще, велика честь, воскресать ради трех идиотов. – Панна Ольгерда…
– Идите работать, – сказал профессор. – Только не испортите ничего. Может, она встанет ради того, чтобы проверить, что вы делаете.
– Да это же просто спектакль! – возмутился Лукаш. – А вы все ей подыгрываете! Противно смотреть!
– Знаешь, в чем твоя проблема, Лукаш? – спросил профессор. – Ты делаешь преждевременные выводы. Ты не знаешь Олу Ляху так, как я. Или так, как ее партнер. Поэтому идите-ка работать, пока она смирно лежит.
Гномы утопали, а профессор присел рядом.