Некромантка
Шрифт:
Это место было обителью боли и страданий. Смерть здесь устроила себе комнату развлечений. С разных сторон до девушки доносились шепотки с просьбами о помощи, крики, стоны и молебны. Она не могла понять, кажется ли ей это или на самом деле сейчас здесь кто-то есть. Как только она начинала прислушиваться, голоса обрывались. Как только она хотела окликнуть, шепотки исчезали. Тишина вновь обрушивалась на нее мощной
Девочка не могла рыдать, беспомощные слезы застывали на щеках и носу, не успевая скатиться до земли.
Собрав все силы, что были в ней, она едва слышно начала говорить, шевеля застывшими губами. Подбородок не слушался, как и язык. Слова были вялыми, но они были единственным, на что уповала девочка.
— Всесильный Боже, хранитель мой святый, ко благому деянию настави и на путь спасения направи миня, от всякого зла сохрани…
— От всякого зла.
Над самым ее ухом раздался тихий и быстрый клекочущий голос. У девочки во рту мгновенно пересохло, а сердце заколотилось где-то в районе желудка, грозясь лопнуть в сию же минуту.
Она поняла, что все это время оно сидело совсем рядом с ней, сидело и чего-то ждало. Может, нюхало, а может прислушивалось к биению ее сердца.
Когда он произнес эти быстрые слова, он услышал испуганный трепет детского сердечка и восторженно заверещал на всю свою берлогу.
Девочка зарыдала, подхватив эхо ужасного возгласа, и тоже закричала. Только после этого он коснулся ее своими когтистыми руками с четырьмя пальцами. Если бы было светло, она бы увидела, что пальцы его были узловатыми, длинными и серыми, с крепкими темными грязными когтями.
Он стал впиваться ими, не спеша в плоть ног, но девчонка рыдала лишь от страха, боли она почти не чувствовала. Ему это не нравилось. Он стал резать нежную кожу на руках, то проведя по запястью, то ткнув в сгиб локтя, то протянув когтем по плечу. Подбираясь все ближе к корпусу, он причинял все больше ощутимой боли.
Разорвав рубашку, он впился пальцами под ребра, заставляя девочку огласить пещеру ужасным хриплым криком, срывающимся на визг. Ворочая пальцами в ее животе, он каждый раз восторженно клекотал. Вынимал пальцы из теплой плоти, облизывал их и вновь запускал в небольшую дыру в животе.
Девчонка пару раз отключалась, но существо что-то сделало, чтобы она не умерла
Сколько это длилось, девочка не знала, она не могла считать время, она ничего не могла, рассудок подводил, она могла лишь чувствовать боль и холод. Спасение ждать было бессмысленно. Она отрешилась от всего, и даже боль вскоре стала не такой отчетливой. Может это и есть момент смерти? Когда все ощущения и эмоции притупляются? Она осязала лишь источник энергии рядом с собой, он был счастлив и мерцал светло-синими оттенками с перламутровыми переливами… Это было красиво. Такого девочка еще не видела.
Но вскоре существо перестало радостно сиять, он стал нервничать, более жестко и требовательно впиваясь когтями в плоть бедер и боков. Он больше не чувствовал острого вкуса страха, что ему так нравился. Жертва иссякла, а ему хотелось еще. Он стал нервничать.
Девчонка видела во тьме его мерцание и переливы, чувствовала силу, и вкусную и теплую энергию. Она потянулась, как ей казалось, руками, чтобы потрогать, согреться, но на самом деле она даже не шелохнулась.
Дед Морок встрепенулся, заворчал тревожно, ерзая рядом с девочкой. Где-то снаружи засвистел в тон ему ветер. Существо вдруг стало издавать недовольные звуки, попятилось, рухнуло на зад, стало отползать и взвыло страшным визгом, а потом рвануло к девчонке, желая добить поскорее эту маленькую заразу, что тянула из него силы. Грязные «надписи» на ее спине слабо мерцали голубоватым оттенком.
Дед Морок успел подскочить к ней и рухнул прямо на юное изуродованное тело без сил. Глаза перестали светиться, как и надписи на спине девочки. Вновь наступила тишина, но не такая как была до этого. Откуда-то доносился свист разбуженного ветра. Снаружи, где бы они сейчас не находились, затихала вьюга, которая закончилась так же быстро, как и началась.
В этой спокойной тиши девочка открыла свои голубые глаза, чтобы взглянуть на мир по-новому.